Рубцов был жив, но без сознания. Похоже, шпион успел чем-то приложить его по голове.
Я разорвал маскировочную накидку на полосы и начал заматывать ими шпиона с ног до головы. Тот в это время слабо замычал. А я почувствовал, что правая рука перестает слушаться, а в рукаве подозрительно мокро.
Когда закончил с завязыванием, в голове уже шумело вовсю. Пошатываясь, я направился в сторону ракетчиков.
Когда меня остановил часовой, я успел только сказать:
– Особый отдел штаба армии, там задержанный шпион и раненый офицер.
После чего наступила темнота.
Сначала появилась нудящая боль в правом плече. Потом послышался шум ветра. Я открыл глаза и взглядом уперся в белый полотняный потолок. Попытка повернуть голову отозвалась резкой болью. Но удалось понять, что я лежу в большой медицинской палатке.
Все понятно, я в медсанбате, притом развернутом на учения. И сразу в мозгу вспыхнули последние воспоминания: щелчок бесшумного пистолета, боль в плече и я, лихорадочно заматывающий лежащего без сознания шпиона.
Повернувшись, я невольно охнул, и в палатку сразу зашли пара человек.
Первым из них оказался капитан Рубцов.
– Ну что, Аника-воин, пришел в себя? – радостным голосом спросил он. – Мы уж заждались.
– Что со мной было? – еле шевеля пересохшим языком, спросил я.
– Что-что, пулевое ранение правого плеча, большая потеря крови, кости целы. Заштопали тебя капитально, – сообщил Рубцов.
Выглядел он не очень. Левую половину лица занимал багровый отек, из-за которого не было видно глаза.
– И что теперь? – спросил я.
Рубцов оглянулся на высокую пожилую женщину в белом халате и сказал:
– Об этом спрашивай товарища майора Барышеву Галину Михайловну. Ты у нее единственный такой пациент, так что она тебя долго не выпустит.
Барышева в ответ сразу заявила:
– Товарищ капитан, оставьте раненого. Он нуждается в уходе и покое.
Рубцов спорить не стал, встал и, наклонившись, сообщил:
– Завтра снова зайду, меня тоже пока не выписывают. Некоторые доктора, – он покосился на Барышеву, – считают, что у меня сотрясение мозга.
На следующий день мне стало намного легче, ушла слабость, появился аппетит. Только плечо по-прежнему болело при любом движении.
Оказалось, что я в госпитале третий день. Оперировали меня позавчера вечером.
Когда приперся Рубцов, мы с ним вышли на улицу и уселись у курилки. Он собирался завтра уезжать, меня же Барышева не отпускала, обещая подумать дней через десять.
– Ну, Сашок, даже не знаю, как тебя благодарить, – сообщил он. – Если бы не ты, не представляю, что бы было. А сейчас можешь считать, я уже майор, а у тебя орден в кармане. – Тут он поспешил поправиться: – Ну, я так думаю, по крайней мере представление уже пишется. Задержал шпиона, получил ранение, спас жизнь офицера – полный набор. Что еще надо?
– А кто этот шпион, можно мне узнать? – спросил я без особой надежды на правдивый ответ.
Капитан усмехнулся:
– Это у нас везение такое. Особо рассказывать, кто он и что, не буду. Короче, следили за ним от самого посольства. А в Карелии неожиданно потеряли. Из-за этого Москва всю погранслужбу Северо-Запада на уши поставила. А тут мы с тобой подсуетились. Никто даже не думал, что он здесь окажется. Все считали, что он пойдет через границу, чтобы проверить систему охраны, а он, оказывается, на учения намылился. Тут нам и попался.
– Так он хоть жив остался?
– Остался, – нехотя сказал капитан, – но его в отличие от нас сразу в Москву на вертолете в госпиталь отправили.
Несколько дней пришлось провести в медсанбате. Скучно было ужасно. Про меня все забыли, как только стало понятно, что рана заживает без проблем.
Слоняться по территории в трусах и майке не очень хотелось, а форму мне благоразумно не давали.
Но всему приходит конец, и вот я сижу рядом с водителем ГТТ, и мы мчимся по лесной дороге, оставляя за собой тучи пыли.
В военной форме, с рукой на перевязи, на вокзале в Кандалакше я приковывал к себе сочувственные взгляды окружающих. Получив проездные документы, уселся в вагон и покатил к месту постоянной службы. О мотоцикле я не беспокоился: на нем уехал Рубцов, оказывается, он водил его не хуже меня.
Прибыв в роту, первым делом отдал медицинские документы ротному.
Тот, внимательно их изучив, тяжело вздохнул:
– Слушай, ефрейтор, тут тебе предписан месячный отпуск для восстановления здоровья. Сам-то как считаешь, он тебе нужен? Нет, если бы ты был родом из Брянска или Новосибирска, вопросов не было бы. Поехал бы в момент. Но ты же местный. Оно тебе надо? Думаешь, я не знаю, что каждую субботу до командировки ты дома ошивался?
Я улыбнулся:
– Что, товарищ капитан, Климов достал?
– Достал, – согласился ротный. – Еще как достал. А где я ему водителя возьму? Рожу, что ли. На всю дивизию три человека, у кого права на легковую машину есть. Так что, если можешь, сними с меня этот головняк. Будь человеком, сынок, сам понимаешь, если откажешься, напирая на здоровье, приказать не смогу.
– Хорошо, товарищ капитан, не нужен мне отпуск, с вождением справлюсь.
Ротный улыбнулся:
– Я в общем и не сомневался. Знаешь, парень, первый раз в жизни такого удачливого стервеца вижу. У нас о тебе легенды начинают ходить. Четыре месяца отслужил – уже ефрейтор, представление на награждение отослано.
– Не перехвалите, товарищ капитан, – сказал я и постучал пальцем по столу.
– Ладно, иди в роту и смотри о своих похождениях не распространяйся.
– Так точно, есть не распространяться, капитан Рубцов со мной целую беседу провел по этому поводу, – сообщил я, встав со стула.
Этим же днем в штабе дивизии происходило следующее событие. В кабинете комдива Петра Ильича Трунова присутствовал командир Н-ской части полковник Сазонов, замполит Куницын и командир роты материально-технического обеспечения капитан Ахрамеев.
– Ну что, капитан, прибыл твой солдатик, – вальяжно развалившись в кресле, спросил комдив.
– Так точно, товарищ генерал-майор, – вскочив со стула, доложил Ахрамеев. – Прибыл, паршивец.
