Под моим насмешливо-сочувственным взглядом батино лицо начало багроветь. И вдруг он неожиданно закричал фальцетом:
– Кто хозяин в доме?! Я или мать?! Я что, не могу себе машину приобрести?
– Пап, успокойся, – не на шутку испугался я, глядя на его покрасневшее лицо. Видимо, он уже подсознательно готовился к неприятному разговору с мамой. Все же пятьсот рублей были приличные деньги для нашего бюджета. Особенно за такую рухлядь. Я еще не заглядывал в моторный отсек, но пока машину стаскивали на землю, успел заметить, что от порогов остались один воспоминания. Левая передняя дверь с разбитым окном, выгнутая от удара. Передние крылья снизу проржавели насквозь.
«Хм, ему же не может быть больше шести лет? – думал я. – Что же с ним творили, чтобы довести до такого состояния. Ну, блин, тут с одним кузовом возни будет! Умереть и не жить».
Глянув на все еще багрового батю, я предложил:
– Папа, давай скажем маме, что это была моя инициатива, типа я услышал, что у вас продается списанный «москвич», и уговорил тебя его купить.
Отец, вытирая пот с лица, сообщил:
– Ну, я, в общем, на тебя и рассчитывал, когда покупал это утильсырье. Я ведь не один ездил машину смотреть, Валентиныча взял с собой. Тот бил себя кулаком в грудь, кричал, что все сделает, автомобиль как игрушка будет. А если ты ему поможешь, то до зимы закончим все дела.
Я устало вздохнул.
– Папа, ты где его планируешь восстанавливать, в нашем сарае? Так, если мы его туда затащим, сами уже зайти не сможем. А как мы там варить будем? Ты с чайником и огнетушителем будешь стоять целый день? Ладно, давай рассчитывайся с мужиками, уберем все, что можно, в сарай. А я завтра съезжу кое-куда и попытаюсь договориться насчет бокса. И если получится, не говори маме, сколько денег потратил. Хочется вечер прожить спокойно.
Конечно, ничего отец скрыть от маман не сумел. Та быстро вытянула из него, сколько денег, по ее мнению, выкинуто на ветер, и начала подсчитывать, сколько еще уйдет на ремонт. Так же не прошла наша попытка спихнуть все произошедшее на меня. Домашняя следовательница быстро вычислила виноватого и теперь привлекала меня в качестве эксперта, чтобы доказать всю пагубность батиного поступка. Пришлось клятвенно заверять, что не пройдет и двух месяцев, как машина будет на ходу и первым пассажиром в ней будет мама.
Удалившись к себе в комнату, я сел на кровать и, взявшись за голову, задумался.
Похоже, попал я капитально. Мою работу никто не отменял, через день я должен, как штык, находиться в баре с шести вечера до двух ночи. Через неделю оканчиваются подготовительные курсы, а еще спустя два дня начинаются вступительные экзамены. И вот теперь единственный месяц – август, в котором я рассчитывал слегка расслабиться, пропал. Весь август придется в свободное время заниматься машиной. От отца все равно никакой помощи не дождешься.
Что будет в сентябре, непонятно, но думаю, что мой куратор найдет способ освободить меня от поездки в совхоз. Все же я ему больше нужен в другом месте. Если так получится – отлично, возможно, тогда удастся закончить ремонт «москвича».
Отбросив эти мысли, я звякнул Жене и сообщил, что чувствую себя гораздо лучше. После чего разделся и лег спать.
Утром, выйдя во двор, первым делом обошел лежащую на земле технику. Меня снова одолели сомнения.
«А чего, собственно, никто не захотел покупать этот драндулет? – думал я, разглядывая в стекла внутренности салона. – Может, там и двигатель стуканул, или еще какая бяка имеется. А собственно, какая разница, все равно придется все перебирать», – решил я и, оставив все сомнения, отправился на учебу.
После занятий, чтобы не расстраивать девушку, я предложил ей съездить со мной в одно место, а уже потом посетить кафе-мороженое.
Конечно, та без раздумий согласилась.
Перед поездкой я на всякий случай позвонил Борису Ефремовичу из автомата. Тот был на работе и явно обрадовался моему звонку.
В гараже ДОСААФа за прошедшее время ничего не изменилось. Старикан, сидевший на проходной, по-свойски подмигнул мне. Еще бы, всего месяц назад он был свидетелем, как мое бесчувственное тело выгружали из газика коменданта Петрозаводского гарнизона.
Пройдя в кабинет главного механика, я обнаружил там Ефремыча, зарывшегося по уши в бумагах.
Моему приходу он обрадовался, вылез из-за стола и облапил своими клешнями. Вежливо поздоровался с Женей, после того как я ее представил, а когда та отвлеклась, сделал большие глаза и поднял большой палец вверх.
– Ну, рассказывай, с чем пожаловал? – спросил он, когда мы обменялись свежими новостями.
Я коротко изложил свои проблемы и выжидательно уставился на своего бывшего преподавателя.
– Хм, надо помараковать, – Ефремыч усиленно потер заросший подбородок. – Возможно, смогу тебе помочь. У нас пустует небольшой ангар. Пока мы туда ничего не планируем ставить. Так что привозите свою лайбу. С мужиками сам договаривайся. Как с ними будешь рассчитываться, не мое дело. Что же касается запчастей, имеется один вариант. Только опять же подумай, как будешь расплачиваться.
Я открыл тяжелый портфель и поставил на стол пять бутылок чешского пива.
– Борис Ефремович, попробуй, вчера только получили. Прямо из Чехословакии.
У механика загорелись глаза.
– Это что? Настоящее чешское пиво?
Я улыбнулся.
– Поддельного не держим. Извини, Ефремыч, я не собирался сегодня к тебе, так уж вышло. Знал бы, так что-то приличней подготовил бы.
– Хм, надо же, приличней, – пробормотал тот. – Говоришь так, как будто каждый день такое пиво пьешь.
Ефремыч бережно снял бутылки со стола и, убрав в шкаф, сказал:
– Раз пошла такая пьянка, поехали, съездим в гараж Минздрава, я тебя кое с кем познакомлю. Женя, ты, надеюсь, не против?
– Не против, – коротко сообщила та и бросила на меня многообещающий взгляд.
«Ничего, – подумал я. – Немного покатаешься с нами – настроение поднимется».
На улице мы уселись в «волжанку», на которой когда-то я сдал здесь свой первый экзамен, и Ефремович бодро порулил в центр города.
На площади Ленина он свернул во дворы, и мы
