Несмотря на столь невыносимые условия, Рихард выдержал вступительные испытания блестяще. Стремясь поделиться с другом, с бутылкой вина в руках он влетел в их общую комнату, которая еще носила следы его книжных бдений. Как назло, Вильгельма там не оказалось. Новоиспеченный студент хотел было отправиться на поиски, но сквозняк приоткрыл дверь спальни вдовы, и Рихард увидел приятеля сидящим на подоконнике.
Хозяйка тоже была там. Затаив дыхание, Рихард наблюдал за знакомой игрой, предназначенной не для него. Вильгельм делал вид, что увлечен чем-то за окном. Женщина смахнула пыль с флаконов на туалетном столике, пробежалась метелкой по зеркалу, подхватив юбку, взобралась на кровать и потянулась к висящему в изголовье распятью. Деревянный крест упал ей в руки и она, не в силах достать до гвоздя, обернулась к Вильгельму. Ступила на половицы – он спрыгнул с подоконника и положил ладони ей на плечи. Повинуясь его движению, она опустилась на пол и стала медленно отползать к стене. Вильгельм наступал. По сравнению с ней – оборки баварского платья, обнаженные плечи, копна пшеничных кудрей – он казался маленьким и щуплым, но шел с прямой спиной и высоко держал голову. На его скулах расцветал бордовый румянец. Вдова смотрела снизу вверх так, словно он вот-вот ее ударит, но он подал ей руку, поднял на ноги и толчком усадил на стул. Пальцы Вильгельма ловко распутали ленты ее передника и снова связали их узлом за изогнутой спинкой. Женщина откинула голову – золотистые локоны упали до самого пола… Вильгельм встал на колени, и Рихард перестал его видеть. Сердце колотилось как ненормальное. Вдова вздрогнула, застонала и вдруг, быстрым движением повернув голову к двери, протянула руку, словно приглашая тайного наблюдателя войти и стать частью происходящего.
Сгорая от стыда, не в силах выкинуть увиденное из памяти и чувствуя себя предателем Уте, Рихард бросился к выходу из проклятой квартиры, на бегу принимая решение не возвращаться сюда никогда. На лестничной клетке он налетел на какого-то почтенного господина, пробормотал извинения и ринулся вниз по ступеням, но был остановлен зычным голосом незнакомца.
– Герр Рихард! Вы герр Рихард? Вас срочно разыскивает герр Готлиб Нойманн!
Тяжело дыша и не веря собственным ушам, Рихард обеими руками вцепился в перила. Дядюшка Готлиб нашел его первым. И Боже, до чего вовремя!..
* * *Я так долго сижу в этом кресле что, кажется, успела с ним срастись. Телефон молчит, значит, меня никто не ищет. Сейчас я с трудом вспоминаю и об обидах Германа, и о вечеринке Насти. Все это осталось за стенами невидимого дома где-то на улице Салтыкова-Щедрина.
Говорят, если постоянно оглядываться в прошлое, можно пропустить настоящее и не заметить будущего. Если так, то прямо сейчас мы с Бесковым весьма бездарно растрачиваем время собственных жизней.
– А дальше?
– Дальше… – повторяет Бесков, задумчиво глядя на каминную полку, и я понимаю, что он бродит сейчас теми же лабиринтами минувших дней и продолжает рассказ, только забывает делать это вслух. – Дальше в записях ничего нет. Шучу! – быстро говорит он, заметив выражение моего лица. – Автор дневника действительно не пишет о том, как произошла встреча, однако из дальнейших заметок, ставших короткими и отрывистыми, можно по крупицам составить полную картину. Дом, куда доверенный Готлиба Нойманна привез Рихарда, поражал роскошью. Вспоминая добродушного дядюшку с пивным румянцем на дряблых щеках, молодой человек не мог предположить, что тот настолько богат, чтобы владеть особняком в самом центре, между Штайндаммом и Хуфеном. Прекрасным каменным особняком в три этажа с выдающимся вперед квадратным эркером, ступенчатой крышей, круглым чердачным окном и петушком на шпиле! Рихард был уязвлен, что не получил приглашения раньше, но утешал себя тем, что дядюшка Готлиб мог не знать о его приезде. Утешение было слабым – приглашение он все же получил. Только сейчас. Слишком поздно. Юноша застал своего родственника на смертном одре.
Доподлинно неизвестно, что за беседы вел он с умирающим. Рихард гостил в доме дядюшки несколько дней, а после вернулся в съемную комнату, где оставались все его вещи. Должно быть, поступок Вильгельма уже не шокировал его так, как прежде, потому что он больше ни разу о нем не вспомнил. Тот недолгий визит изменил его и направил жизнь в иное русло. Рихард стал беспокойным. Плохо спал, страдал приступами мигрени. Иногда он исчезал без предупреждения и возвращался измученным, с затравленным взглядом потускневших глаз. Не отвечая на вопросы встревоженного друга, он ложился на кровать, отворачивался к стене и долго лежал без сна. Потом вдруг вскакивал и хватался за Библию. Лихорадочно листал ее, словно выискивал что-то, а найдя, в ярости отшвыривал книгу и принимался мерить шагами комнату.
Вильгельм подозревал, что приятель терзается от несчастной любви, но тот продолжал молчать и чахнуть на глазах. В это время страницы дневника Рихарда пестрят цитатами из Нового Завета: «Ибо если бы мы судили себя, то не были бы судимы», «Будучи судимы, наказываемся от Господа», «Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить; а ты кто, который судишь другого?»
Той ночью он метался в бреду. С его губ то и дело срывались бессвязные выкрики о неминуемом Страшном Судилище. Встревоженный Вильгельм бросился к другу и начал трясти его за плечи. Рихард открыл глаза и посмотрел на него, будто не узнавая.
Позволь я прочту тебе диалог, чтобы ничего не пропустить и не исказить смысл сказанного.
– Что ты натворил? Подрался? Кого-то ограбил? Тебя разыскивают? Скажи мне, Ричи, что бы это ни было, я должен знать, чтобы помочь тебе!
Мне нужно было кому-то довериться. Держать это в себе невыносимо. Если и был в целом мире кто-то, достойный моей тайны, то он стоял передо мной.
– Вил, – сказал я и вдруг начал задыхаться, словно проклятая тайна решила задушить меня, лишь бы только не прозвучать. Вильгельм рванул
