Сегодня он вынужден пойти с ней, потому что она уже приходила на множество вечеринок без него, и столько же пропустила из-за него. Поначалу отговорка о том, что ее взрослый бойфренд слишком занят, работала, но они были вместе уже достаточно давно, чтобы его постоянное отсутствие стало вызывать подозрения. Ей не хотелось, чтобы другие попусту за нее беспокоились. Она уговорила его, сказав, что на вечеринке будет Тео – бойфренд Анны, физик. Он обожает беседовать с Тео о физике.
Над рекой носятся ласточки, на лету хватая вечернюю мошкару. Небо становится иссиня-серым, но он не снимает массивных, модных солнцезащитных очков. От солнечного света у него болят глаза – это факт.
– Цветок для дамы?
Один из нищих подростков, продающих алые розы на длинных стеблях, завернутые в перевязанный лентами целлофан. Из-за очков парнишка, должно быть, принял его за туриста. К ее удивлению, он останавливается. Он никогда этого не делал. Он смотрит на парня, хотя никогда прежде не обращал внимания на незнакомцев.
– Эй, – говорит он.
Мальчишка смотрит на него.
– Хотите цветок?
Она держит его под руку и чувствует, как та дергается. Он порывается было достать кошелек, но останавливается и отказывается от этой затеи.
– Нет, спасибо.
Не оборачиваясь, он увлекает ее за собой.
Может, он знал этого парнишку до того, как встретился с ней? Вряд ли – уж слишком тот юн. Может, это его сын от прошлой возлюбленной? Нет, он же говорит, что бесплоден и не может иметь детей (вот повезло!). Неожиданно она вспоминает год, когда поступила в университет. Ей было грустно и одиноко, и однажды утром по дороге на занятия она увидела на пешеходном переходе Софи, футболистку из одной с ней школы. Но тут она поняла, что это невозможно, ведь Софи в прошлом году попала под машину. Это была другая девушка – такого же роста, с такой же прической, с такой же осанкой. Наверное, он чувствовал то же самое, везде замечая людей, которых он когда-то знал. Но это были совсем другие люди.
– Осталась я без цветов, – жалуется она, чтобы привлечь его внимание.
Вдруг в этот раз ей удастся что-нибудь узнать? Она чувствует, что он в легком замешательстве.
– Если мне захочется купить тебе цветов, они будут другими, – он отпускает ее руку. – Я вообще когда-нибудь дарил тебе цветы?
– Конечно, – беззаботно отвечает она. – Ты что, забыл ту корзину лилий и белых роз?
Он косится на нее, сильно сомневаясь в правдивости ее слов, но на всякий случай пытаясь вспомнить.
– А тот огромный букет гортензий, что ты принес на мой экзамен по фольклору? – продолжает она. – Мне даже пришлось одолжить у Анны вазу, чтобы поставить их. Но больше всего мне понравились те маленькие розы и фрезии, что ты подарил мне на день рождения.
Он замедляет шаг, но не останавливается. Она чувствует напряжение.
– Правда?
– Нет, – она обгоняет его. Ее каблуки стучат по мостовой. – Ты не дарил мне цветов.
Он отстает, но вскоре нагоняет ее. Ей немного стыдно. Совсем чуть-чуть.
– Эй, – говорит он, снимая очки. Волосы падают ему на глаза, и он рукой зачесывает их назад. – Экзамен по фольклору я бы точно вспомнил.
– Тогда мы еще не были знакомы.
– Я не знал, что ты любишь, когда тебе дарят цветы, – невинно оправдывается он.
– Все женщины любят цветы. Ты за столько веков этого не запомнил?
Он бросает камушек в воду и делает шаг назад, присматриваясь. Течение быстрое, и ей не видно, как камень уходит под воду, но, возможно, он видит лучше нее.
– В далеких странах, – декламирует он, – древние герои дремлют в пещерах, ожидая сигнала рога или колокола, чтобы вновь встать на защиту родных земель в час нужды, – он хмуро швыряет еще один камушек. – Хорошо же им. Могут спать и видеть сны о прошлых победах, пока не придет время повторить. Наша страна таких лентяев не терпит.
– Правда?
– Да. Никому не позволено валяться, когда родина в опасности. Где угодно, только не здесь. У нас тут другая система.
Ну наконец-то! Она не может поверить, что он ей это рассказывает.
– И ты – часть этой системы?
– Вот именно.
Она старается не выдать своего возбуждения.
– Мне всегда было любопытно, кто и как решает, что приходит этот самый час нужды.
– Мне тоже. Но ежегодно этих часов набирается изрядно.
– Значит, без дела ты не сидишь?
– Если бы. Тружусь, не получая ни почета, ни славы, – в реку летит новый камушек. – Как, по-твоему, нам удалось отстоять свои границы до сорок первого года? Когда русские в Ленинграде варили суп из сапог?
Она довольно поёживается.
– Ты ел нацистов?
– Ел? – он с пренебрежением смотрит на нее. – Я что, похож на передвижной утилизатор отходов? Нет, я просто пугал их до смерти, – на фоне неба его профиль выглядит совершенным, будто отчеканенным на монете или медали за отвагу. – Разумеется, питаться я тоже не забывал. На войне бережливость в цене, и так далее.
Она вспоминает, что слышала этот лозунг от бабушки.
– Но чужая кровь не питает так, как кровь родной земли, – заканчивает он.
– Поэтому ты не любишь путешествовать?
– Это одна из причин.
– Кровь родной земли?
Он приближается к ней, несмотря на то, что был уже достаточно близко. Кладет руку ей на затылок и склоняется, вдыхая запах ее волос.
Ее сердце колотится, будто уже перешло на службу к нему. Подняв голову, она притягивает его к себе. Прохожим они кажутся обычной парочкой, обжимающейся на живописной набережной. Возможно, они даже попадут на фотографии каких-нибудь туристов. Он обнимает ее сильнее, прижимаясь губами к шее.
– Когда-то я был высоким, – шепчет он. – Очень, очень высоким. Настолько, что люди таращились на меня на улице. А теперь я… обычный?
– Ничуть не обычный, – она всегда чувствует безумную радость, когда его губы приближаются к ее венам.
– После войны люди хорошо питались, – ворчит он. – Молоко, план Маршалла, акселерация… А теперь все глотают витамины. Когда-нибудь мне придется встречаться с карликами, которые будут одного со мной роста.
Возможно, он сказал еще что-то, но от прилива крови к ушам она ничего не слышит. Для нее нет ничего приятнее, чем позволить частичке себя влиться в него. Если бы они были дома, она бы впустила и его в себя. Она глубоко вдыхает, и воздух кажется слаще всего на свете. Ей не хочется, чтобы он прекращал, но он останавливается.
Она потеряла счет времени. Все длилось недолго, если судить по никуда не девшимся птицам. Она хватается за шерстяной отворот его пальто, чтобы не упасть. Он аккуратно, нежно отстраняется и быстро вытирает губы белым хлопковым платком. Это его привычка – вытирать там
