Обняв ее за талию, он поддерживает ее, пока они идут по набережной. Солнце опускается за горизонт, и в нем пробуждается энергия.
– Пойдем домой? – спрашивает он. – Пойдем? Вместе.
Когда он напьется, то всегда хочет продолжения. Без этого у него мало что получается.
У нее кружится голова, и она пропускает намек мимо ушей, по-прежнему думая о его рассказе.
– Ты настоящий герой, – мечтательно произносит она. – Ты охраняешь границы в тяжелые времена.
– Точно. Уверен, что тебе хочется выразить мне свою благодарность.
– А как насчет осады восемьдесят третьего года? Ты был там?
– Какого именно восемьдесят третьего? – поддразнивает он.
Она щиплет его за плечо.
– Ты прекрасно знаешь, какого. «Кофейная осада». Та, где были турки.
– Ой, смотри-ка! – он внезапно останавливается посреди улицы. – Я ведь тут жил!
Она смотрит туда, куда он указывает. Они на границе туристического квартала и квартала красных фонарей, напротив кебабной. Дома здесь и правда старые – но старых домов хватает по всему городу.
– А может, чуть дальше. Слушай, здесь же была пекарня! Запах по утрам был просто божественный…
Ясно, отвлекающий маневр. Она закрывает на это глаза, потому что правда и исторические факты уже не так интересуют ее. Теперь ей больше всего хочется вернуться домой и затащить его в постель.
На вечеринку можно и опоздать. Не в первый раз.
На этой же неделе он дарит ей цветы. И на следующей – в день ее рождения.
– А ты становишься сентиментальным, – замечает она.
– Просто я к тебе привязался, – отвечает он.
Она старается не заснуть, раздумывая, что бы это значило, но рядом с его теплым, согретым ее кровью телом она всегда засыпает. Кровь – это ее дар ему. Совсем крошечный дар, как глоток старого коньяка. Он наслаждается ею всецело, как никогда не наслаждался и не будет наслаждаться ни один мужчина. Она чувствует, что ради нее он готов на многое. Он красив, но не молод. Трудно ждать от него большего.
Но она никак не может оставить его в покое.
– Расскажи, – просит она, нередко в те моменты, когда его губы еще смыкаются на ее шее. – Расскажи, каково было находиться при дворе последнего короля? Расскажи об испанских посланцах и меморандуме Окрента. А правда, что у герцогини Октавии действительно был роман с гувернанткой и горничной?
– Все это было так давно. Давай лучше прогуляемся. Что идет в кино?
– Расскажи, когда ты впервые увидел электрическую лампу. Расскажи, сколько времени в тысяча семьсот восьмом году занимала прогулка с одного конца города на другой.
– Откуда мне все это помнить?
– Что любила есть твоя мать? Когда ты научился водить машину? Ты когда-нибудь дрался на дуэли? Расскажи же!
– Я не помню, – отвечает он.
Он все помнит. Она в этом уверена.
– А меня ты будешь помнить?
– Разумеется, – говорит он.
И это, возможно, правда.
Кассандра Клэр и Холли Блэк. Идеальный ужин
1. Расслабься! Гостям не будет весело, пока не будет весело хозяйке
Ты заходишь в столовую. На тебе зеленая рубашка, бледная, как трава, а волосы собраны сверкающей заколкой. Ты прикусываешь губу.
– Чудесно, – замечает Чарльз, и тебе становится приятно. Как-никак, ты наряжалась ради него.
Ты объясняешь, что твоя подруга Бетенни, к сожалению, прийти не смогла. У нее был танцевальный концерт, и к тому же она просто побоялась улизнуть из дома. Не то что ты.
Бьюсь об заклад, ты познакомилась с Чарльзом так же, как он знакомился со всеми девушками: пока шатался по торговому центру, как в те времена, когда еще был жив. Только раньше он носил тонкие галстуки и слушал нью-вейв. Сейчас он рад, что тонкие галстуки вернулись. Сегодня у него на шее такой же.
Ты беспокойно смотришь на меня. Наверное, думаешь, я слишком молода, чтобы пить вино, которое ты стащила у родителей. Думаешь, мне здесь не будет весело.
Или может быть, просто задаешься вопросом о том, что случилось с остальными гостями.
Когда я тебе улыбаюсь, ты смущенно отворачиваешься. От этого моя улыбка становится только шире.
Когда я была помладше, рядом со мной всегда крутился один парень. Однажды он меня выбесил (ткнул пальцем мне в подбородок и спросил: «Что это у тебя?», а когда я посмотрела вниз, щелкнул меня по носу и рассмеялся), и мне вспомнилось, что в шкафу завалялся чай с ароматом миндаля.
Поскольку дело было в восьмидесятых, в новостях часто упоминался цианид. А мы все знали, что по вкусу он как раз напоминал миндаль. Устроить чаепитие на двоих было довольно просто. Мне – чашку обычного, ему – с ароматом миндаля.
Потом я принялась ему рассказывать, как сожалею о том, что отравила его. И продолжала, пока он не начал плакать. И даже после этого не спешила останавливаться.
Наши ужины всегда напоминают мне о том, как тогда было весело.
2. Пара простых изменений в убранстве дома придадут ему атмосферу праздника
Чарльз отодвигает твой стул и кажется, все складывается ровно так, как ты предполагала. Ты видишь пару подростков, одетых, как для похода в церковь, – они держат в руках дорогой фарфор своих родителей, чтобы придать особый вкус этому ужину посреди ночи.
Взрослая вечеринка со свечами, ярко горящими в серебряных подсвечниках, со стеклянными бокалами и салфетками, сложенными в форме лебедей. Чарльз наливает из бутылки вино, которое процедил час назад.
Ты делаешь долгий глоток. Это твой первый минус. Ты явно понятия не имеешь, как вести себя с хорошим вином – как улавливать его аромат, как поболтать в бокале, чтобы увидеть цвет. Ты заглатываешь его, будто хочешь запить горсть пилюлей. Потом с шумом ставишь стакан на стол. Я прыгаю.
– Вот здорово! – говоришь ты. На зубах у тебя губная помада.
Чарльз смотрит на меня. Я гляжу в ответ – хмуро, неодобрительно. «Он мог привести кого-нибудь получше», – говорит мой взгляд.
Чарльз поднимается.
– Пойду принесу первое.
Он выходит из комнаты, и за столом воцаряется тишина. Я и не против. Я вообще могу часами молчать. Но ты к такому не привыкла. Я замечаю, как ты ерзаешь в кресле. Поднимаешь руки, возишься со своими заколками, снимаешь их, закрепляешь снова. А потом говоришь:
– Так значит, ты младшая сестра Чарльза? А сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – лгу я. При этом стараюсь не пускать в свой голос горечь, потому что нет ничего хуже неприветливой хозяйки. Пусть это и непросто. Если Чарльз большой и может сойти за взрослого, то я выдаю себя за четырнадцатилетнюю с трудом.
Да ты и сама, с плоской грудью и большими глазами, выглядишь довольно юной. Еще один твой минус.
Через минуту Чарльз возвращается с супницами. Первую ставит перед тобой. Как и полагается. «Он становится настоящим джентльменом», – сказал бы мистер Дюшан.
– Твои родители куда-то уехали? – спрашиваешь ты. – Должно быть, они тебе сильно доверяют, раз оставили дома одну.
– Они доверяют Чарльзу, – отвечаю я с лукавой улыбкой.
Улыбается и Чарльз, которому поручено присматривать
