– Лоретто? – спросил я. – Леонора предпочитает Лоретто? Да ведь мы вели десятки войн с этим королевством! Разве оно не самый большой наш враг?
– Если этот брак состоится, – сказала она, – они станут не врагами, а любящей родней.
– В таком случае, – сказал я, – королева-мать сильно недооценивает раздоры, какие бывают среди родни.
Амалия повернулась ко мне и кончиком сложенного веера коснулась подбородка.
– Ты охотился утром?
Я действительно участвовал сегодня в охоте на оленя в густом королевском лесу. Я не слишком хороший наездник и потому был доволен тем, что можно держаться позади всех. Когда приходилось прыгать, мой конь управлял мной, а не наоборот. Под конец охоты я радовался не добыче, а тому, что не сломал себе шею.
– Да, и неплохо. – Я посмотрел на нее. – Но я надеялся, что мне больше повезет на другой охоте.
Она посмотрела на меня из-под длинных ресниц.
– На какой?
– Я надеялся выследить ваше логово, миледи.
Блеснули ее мелкие острые зубы – эту особенность Амалии другой мог бы счесть недостатком, но я нахожу ее очаровательной.
– Тогда я бы тебя укусила, – сказала она, опустив веер. – Но твоя охота все равно не удалась бы. Гостевые комнаты переполнены, и я делю комнату с двумя своими служанками. Мы бы не были одни.
Я зашагал рядом.
– Сегодня прекрасный день, – сказал я. – Возможно, мы могли бы найти поросший мхом уголок в лесу.
– Слишком много глаз, – сказала она.
– Тогда вечером, после игры? – Я остановился у изъеденной непогодой старой статуи и повернулся к Амалии. – Можно встретиться здесь. Я принесу одеяла и фляжку с чем-нибудь согревающим.
Она улыбнулась и коснулась веером моей руки.
– Не скажу нет, но ничего не обещаю.
Тут в саду появились люди, и мы с Амалией расстались. Я раздобыл одеяла и фляжку бренди и спрятал все это под скамьей в затененной части сада, а потом вернулся к озеру. Теперь к лебединой лодке Бротона присоединились другие; была и баржа с музыкантами, на ней пел тенор Кастинатто в окружении девочек, одетых наядами. Мать Борлоды, вдовствующая королева Леонора, плавала по озеру на собственной маленькой галере и не спускала глаз с дочери.
В тот вечер мы ужинали на свежем воздухе при свете факелов, блюда из оленины для этого пира готовили весь день. Подавали жареную оленину, оленину, тушенную с овощами и травами, запеченную оленину, заднюю часть оленя, обложенную беконом и зажаренную на открытом огне. К мясу предлагались сладкие соусы из вишни, абрикосов, слив и малины. Принесли и пирог с олениной, украшенный выпеченными из теста фигурками зайцев и ланей, и поставили на отдельный высокий столик. Явились несколько разновидностей супа с олениной, пирожки с олениной и сосиски из оленины. Нарезанные оленьи сердца замариновали в сладком уксусе, поджарили и подавали с зеленью. Печень поджарили на сливочном масле с беконом, петрушкой, луком и розмарином; из печени с олениной слепили и мясные шарики – «фрикадельки». Язык поджарили и предлагали тонко нарезанным на листьях салата или тушеным на пасхальном куличе с подливкой.
К оленине подали традиционную пшеничную кашу на молоке, изготовленную десятком способов, сладкую и сытную.
Я славно поужинал, а потом мы все пошли в открытый театр, где труппа милорда Раундсилвера представляла «Триумф добродетели», пьесу поэта Блекуэлла.
В представлении участвовали немногие актеры труппы – роли немых масок разобрали придворные в экстравагантных костюмах, какие труппа не могла себе позволить. История была аллегорией – что делало ее очень скучной – и в представлении участвовал тенор Кастинатто, игравший Демона Беззакония; демон радовался тому, что ему удалось пленить и заключить в темницу Добродетель и ее друзей Честь, Чистоту и Благочестие.
Он поместил их в необычную темницу, где было много музыки и танцев. Я посмотрел на большие, похожие на троны кресла, в которых сидела королева со свитой. Ее фаворит Бротон сидел справа от нее, и они то и дело склонялись друг к другу и обменивались улыбками и взглядами. Слева сидела ее мать Леонора, которая смотрела то на сцену, то на дочь – в ее глазах сверкала ярость. Рядом с ней сидели послы Варселло и Лоретто, на их лицах было задумчивое и расчетливое выражение. Леди Бротон не было видно.
Я задумался, уж не содержатся ли и впрямь где-то в плену Добродетель, Честь, Чистота и Благочестие, пока разыгрывается это яркое, живописное представление и придворные танцуют и поют, предпочитая не выпускать все эти добродетели из темницы. Я поискал свою возлюбленную Амалию, маркизу Стайн, и увидел, что она сидит, подавшись вперед, ее красивые глаза полузакрыты, жемчужины в волосах мягко сверкают в свете факелов. В это мгновение я испытал симпатию к Демону Беззакония, к его сладкому голосу и соблазнительным песням.
Наконец Добродетель и ее друзья освободились, и труппа приветствовала их гальярдой. Я аплодировал вместе со всеми и поспешил, подгоняемый холодным ветром, в свою комнату. Захватив старый твидовый плащ, я пошел с ним в сад; там я отыскал свой сверток и стал ждать Амалию. Я прятался от ветра за старой статуей и смотрел, как по звездному небу бегут облака. Когда ветер задувал под одежду, я делал глоток огненного бренди.
Прошел небольшой дождь, потом другой, потом небеса разверзлись, и хлынул настоящий ливень. Я понял, что Амалия не придет, и побежал в дом.
К утру ветер усилился, пошел ледяной дождь. Озеро покрылось пеной и стало похоже на молоко, королевская лодка-лебедь покачивалась у причала, а ветер порывами срывал с нее перья. Дом кишел охотниками, которые не могли охотиться и поэтому пребывали в дурном расположении духа. Одни играли в карты на такие суммы, какие я не мог себе позволить, другие – в шахматы.
Королевы не было видно, она заперлась со своими духовными наставниками и молилась. Должно быть, ее фаворит Бротон молился рядом с ней, потому что его тоже нигде не было.
Я посмотрел несколько партий в шахматы, но игра раздражала меня так же, как когда я впервые с ней познакомился. Доска представляла собой заданное поле из шестидесяти четырех квадратов, где фигуры двигались по неизменным правилам. Конь мог двигаться только так, слон по-другому, а король – по-третьему. Я так и не понял, зачем это: почему королева не может ходить, как конь, почему коварный слон не может стереть границу между черным и белым квадратами и занять соседний квадрат. Почему могучий король не имеет права двигаться столь же свободно, что и королева? И вообще почему можно передвигать за раз только одну фигуру? Настоящий король должен иметь возможность собрать свои силы и двинуть одновременно всю армию под гром барабанов и звуки труб.
Мне казалось, что шахматы представляют мир не таким, каким я его вижу или хотел бы видеть.
