На картине «Больница Генри Форда» («Летающая кровать»), которую она написала после перенесенных страданий, Фрида лежит обнаженной на больничной койке на простынях, пропитанных кровью. Вокруг нее летают предметы, соединенные с ее животом пуповинами, изображенными в виде красных лент: мальчик-эмбрион (ее сын), медицинские предметы и такие символы, как улитка и орхидея. На заднем плане – резкая промышленная линия горизонта Детройта. Несмотря на нутряное отвращение к Детройту и страшные несчастья, произошедшие здесь с художницей, историк искусства Виктор Замудио Тейлор заявил, что именно здесь «Кало впервые осознанно решает, что будет писать себя и что это будут самые личные и болезненные аспекты ее жизни».
Для Сары, дрейфующей по морю банальностей в духе «у Бога есть план на твой счет», искренность творчества и писем Кало стала целительной. В художнице она увидела еще одну мексиканскую женщину, вынужденную делать невозможный выбор между ребенком и собственным телом. Кало смогла выразить в своих работах боль и смятение, изображая свое тело и свою скорбь безо всякого стыда.
Сын Сары умер в июле 2013 года. В ноябре того же года она и ее муж Рубен, тоже американский мексиканец, посетили Мексику во время Диас де лос Муэртос.
– Мы приехали не «в гости» к смерти. Мы не были туристами, – сказала Сара. – Мы жили с ней каждый божий день.
Среди тщательно продуманных алтарей мертвых и очень откровенных изображений черепов и скелетов Сара нашла и борьбу, и спокойствие, которых не могла найти в Калифорнии.
– Я почувствовала, что могу оставить свою скорбь в Мексике. Ее здесь признавали. Другим людям не было от нее не по себе. Я смогла свободно дышать.
Среди прочего они посетили Гуанахуато, где хранится известная коллекция мумий. В конце XIX века за бессрочное погребение на местном кладбище нужно было платить налог на могилы. Если родственники не могли заплатить, рано или поздно кости выкапывали из земли, чтобы освободить место для новых мертвецов. Во время одной такой эксгумации горожане были поражены, что откопали не кости, а «мумии из плоти, в нелепых позах и со странными выражениями лиц». Химический состав земли и атмосфера Гуанахуато естественным образом сохранили тела.
Город откапывал тела на протяжении шестидесяти лет, наименее интересные мумии кремируя, а самые потрясающие передавая для выставки в местном городском музее – Музее мумий.
Писатель Рэй Брэдбери посетил экспозицию мумий в конце 1970-х и написал о них рассказ, сказав: «Это место так меня потрясло и ужаснуло, что я едва дождался, когда мы уедем из Мексики. Мне снились кошмары, будто я умер и обречен оставаться навечно в сумрачных залах мертвых вместе с этими закрепленными на подпорках и проволоке телами».
Поскольку эти мумии не были целенаправленно сохранены другими людьми, у многих из них открыты рты и искривлены руки и шеи. После смерти телом овладевает «первичная вялость» – расслабляются мускулы, открывается рот, ослабляется напряжение в веках и появляется крайняя гибкость суставов. После смерти тело не удерживает свои части вместе. Ему уже не нужно играть по правилам живых. Жуткий вид мумий Гуанахуато не был создан, чтобы «ужаснуть» мистера Брэдбери, а стал результатом естественных биологических посмертных процессов.
На Сару те же самые мумии произвели совсем другое впечатление. Она забрела в темный угол и остановилась напротив мумифицированного тела маленькой девочки, одетого в белое и уложенного на бархат.
– Окруженная светом, она была похожа на ангела, и клянусь, в тот момент я готова была остаться там навсегда и просто смотреть на нее.
Одна женщина заметила тихие слезы Сары, протянула ей носовой платок и взяла ее за руку. У других детских мумий был свой реквизит – скипетры и короны. Они были анхелитос, маленькими ангелами. До середины XX века в Мексике и по всей Латинской Америке умершего ребенка признавали духовным существом, почти святым, удостоившимся аудиенции непосредственно у Бога. Эти анхелитос, свободные от греха, оказывали услуги членам семьи, которые остались в живых.
Тело ребенка подготавливала крестная мать: мыла его и одевала в крохотный наряд святого, окружала свечами и цветами. Мать не видела тело до того, как эти приготовления будут завершены и ее дитя освободится от тяжести скорби и превратится в небесного святого, готового занять свое место по правую руку от Господа.
Семью и друзей приглашали на праздник не только для того, чтобы почтить ребенка, но и чтобы запомниться ему и заслужить его благосклонность, ведь теперь он обладал великой духовной силой. Иногда тело ребенка даже носили из дома в дом, и другие дети несли его гроб во главе процессии из родителей и других родственников. Анхелито часто фотографировали или рисовали на блестящем фоне.
Хоть Сара и не верила в святых и жизнь после смерти, ее покорило признание детской смерти.
– К этим детям относились по-особенному. Для них делали то, что не делали ни для кого другого, – сказала она.
У них были праздники, и портреты, и игры, и, самое главное, у этих детей была миссия – высокая миссия за пределами одинокой, вечной тишины.
* * *Каждый год вечером первого ноября граница между живыми и мертвыми утончается и изнашивается, позволяя духам перейти ее. По булыжным улицам Санта-Фе-де-ла-Лагуна, маленького городка в Мичоакане, старая женщина с пан де муэрто и свежими фруктами спешит навестить соседей, у которых в прошедшем году кто-то умер.
Я просунула голову в дверной проем, украшенный золотистыми бархатцами. Прямо над дверью в рамке висел портрет Хорхе, который умер в двадцать шесть лет. На нем была бейсболка, повернутая козырьком назад. За его спиной висели постеры музыкальных групп.
– Slipknot?[5] Ну не знаю, Хорхе, – сказала я, соображая, хорошо ли судить об умерших по их музыкальным вкусам. – О, Misfits![6] Отличный выбор!
За входом стоял трехъярусный алтарь Хорхе, или офренда. Каждая вещь, которую семья или друзья положили на него, была предназначена, чтобы зазвать в эту ночь дух Хорхе домой. Так как он умер меньше года назад, его семья создала алтарь в родовом доме. Затем они будут делать подношения на могилу Хорхе на кладбище. Он будет возвращаться до тех пор, пока его родные будут приходить к нему и звать его провести время среди живых.
В
