В центре алтаря лежала любимая белая футболка Хорхе с нарисованным грустным клоуном и надписью «Джокер». Парня ждала бутылка Pepsi (привлекательность которой я понимала – как бы жутко это ни звучало, я бы восстала из мертвых за диетическую колу). Выше висели более традиционные христианские изображения – несколько образов Девы Марии и весьма окровавленный распятый Иисус. С потолка свешивались цветные бумажные фигурки скелетов на велосипедах.
Более дюжины членов семьи Хорхе собрались вокруг офренды, готовясь принимать посетителей до поздней ночи. Маленькие дети в блестящих платьях принцесс путались под ногами, их лица были раскрашены в стиле скелета катрина. В руках они держали маленькие тыковки для конфет, подаренных взрослыми.
Сара подготовилась – взяла с собой целую сумку конфет. Дети прознали про это, и она быстро оказалась окружена детьми с лицами скелета катрина и тыковками. В некоторых тыковках горели свечи. «Сеньорита! Сеньорита, грасиас!» Сара опустилась на корточки и стала одного с ними роста. Она раздавала сладости спокойно и ласково, как учитель начальной школы, которым она когда-то была.
– Мы с учениками каждый год делали такие же тыквы со свечами внутри, но один маленький пожар, и администрация запретила это навсегда, – сказала она, криво улыбаясь.
Санта-Фе-де-ла-Лагуна – родина народа пурепеча, известного своей уникальной пирамидальной архитектурой и мозаикой из высоко ценящихся перьев птиц колибри. В 1525 году население ослабила эпидемия оспы, и их вождь, зная, что грозные ацтеки пали от рук испанцев, присягнул на верность Испании. В школах здесь учат двум языкам: пурепеча и испанскому.
Многие дары, которыми сегодня приветствуют мертвых, – музыку, благовония, цветы, еду – аборигены приносили еще до завоевания, в XVI веке. Один доминиканский монах времен конкисты написал, что местному народу понравились католические праздники Всех святых и Всех душ, потому что под них можно было замаскировать национальные праздники почитания умерших.
В последующие века эти обычаи, которые, «кроме прочего, наводили ужас на прославленную элиту, стремившуюся изгнать смерть из общественной жизни», попытались искоренить. В 1766 году Королевский кабинет по преступлениям запретил местному населению собираться на родовых кладбищах, жестоко отрезая их от умерших родных. Но традиции, как это часто бывает, нашли возможность сохраниться.
На одном из домов Санта-Фе-де-ла-Лагуна есть надпись. На языке пурепеча она означает: «Добро пожаловать, отец Корнелио». Алтарь Корнелио занимает целую комнату. Я положила свои бананы и апельсины сверху на растущую пирамидку, а хозяйки дома сразу же предложили нам широкие, дымящиеся чаши с позоле и кружки с атоле, горячим напитком из кукурузы, корицы и шоколада. Для семей этим вечером происходил не только прием подношений для их умерших; это был еще и обмен угощением с соседями.
Из угла за всем происходящим наблюдал сам отец Корнелио (в виде скульптуры в полный рост). Рукотворный Корнелио сидел на складном стуле, одетый в пончо, черные высокие сапоги и белую ковбойскую шляпу, надвинутую на лицо, как будто он решил вздремнуть после обеда.
В центре алтаря стояла фотография Корнелио в рамке: он носил ту же белую шляпу, что и скульптура. Позади фотографии висело деревянное распятие. С креста свешивались культовые калаверас, разноцветные сахарные черепа и… рогалики.
– Сара, это так принято – вешать рогалики на алтарь? – спросила я.
– Да, – ответила она. – Ты увидишь еще много рогаликов.
Когда мы посетили несколько домов, я спросила Сару, какой алтарь впечатлил ее больше всего.
– Лучшее время я провела не перед алтарями, а с детьми. – Она показала на трех– или четырехлетнего мальчика в кепке Супермена, топающего со своей чашей из тыквы. – Это горькая радость. Сейчас мой сын был бы такого же возраста.
Маленький Супермен робко протянул свою чашу для сладостей.
* * *Мы поехали на юг, в более крупный город Цинцунцан, в котором во время Диас де лос Муэртос проводят нашумевший уличный фестиваль. На огромных металлических сковородах торговцы готовят свинину и говядину, из громкоговорителей на стенах местных лавок гремит музыка, дети взрывают на улицах петарды. На пологом холме на окраине города раскинулось местное кладбище.
Прогулка на кладбище вечером первого ноября стала для меня откровением. Кладбище сияло светом десятков тысяч свечей, которые местные жители откладывали и сохраняли весь год, чтобы обеспечить ими своих возвращающихся родных. Маленький мальчик старательно работал на могиле своей бабушки, заново зажигая или заменяя погасшие свечи. Теплый свет вместе с запахом бархатцев и благовоний создали золотую дымку, плывущую над могилами.
В последнее время многие американские города начали проводить мероприятия на Диас де лос Муэртос. Из самых известных – массовые праздники на кладбище «Голливуд навсегда». Оно находится всего в нескольких минутах от моего похоронного бюро, и я несколько раз была на этом фестивале. Праздник в Голливуде впечатляет масштабами и четкой организацией, но если говорить о чувствах и эмоциях, ему далеко до Цинцунцана. Здесь меня окутало ощущение безопасности, словно в центре сверкающего бьющегося сердца.
На цементных основаниях могил стояли корзины, чтобы возвращающиеся в иной мир умершие могли унести в них подношения. Чтобы согреться, семьи разжигали небольшие костры. Оркестр из тромбонов, труб, барабанов и одной внушительной тубы перемещался от могилы к могиле, играя песни, которые, на мой неискушенный слух, звучали как попурри из ранчера, музыки мариачи[7] и гимнов колледжей.
Сара остановилась на могиле годовалого Марко Антонио Бар-рига. Над изображением Марко парила голубка. Надгробие могилы было настоящей крепостью высотой в два метра, что показывало, как скорбели его родственники. Марко умер двадцать лет назад, но его могила все еще была уставлена свечами и покрыта цветами, доказывая, что боль от потери ребенка никогда не уходит.
До приезда в Мексику я знала, что у Сары когда-то умер сын, но не знала обстоятельств этой смерти. В нашем номере отеля она открыла мне опустошающую правду.
Когда Сара делала первое УЗИ, разговорчивая медсестра скользнула сканером по животу Сары и вдруг замолчала.
– Я позову доктора, – сказала она.
На втором УЗИ врач была потрясающе прямолинейна.
– Я вижу плоскостопие, – сообщила она, – на этой руке три пальца, на этой четыре. Плохо развито сердце. Смотри-ка, у него все же два глаза! Все остальное ненормально. – И последний удар под дых: – Я думаю, этот плод нежизнеспособен.
У ребенка Сары была трисомия 13, редкое хромосомное заболевание, приводящее к умственным и физическим отклонениям. Большинство детей с таким заболеванием живут всего
