Такие «многоразовые могилы» практикуются не только в Испании, они распространены по всей Европе, что весьма озадачивает обычного американца, который относится к могиле как к постоянному дому. В Севилье, на юге Испании, свободной земли на кладбище почти нет. Процент кремации здесь достигает восьмидесяти (очень высокий показатель для Испании), поскольку правительство дает на нее субсидию, снижая ее стоимость до шестидесяти – восьмидесяти евро. Испанцам выгодно умирать именно в Севилье.
В Берлине семьи арендуют могилы на срок от двадцати до тридцати лет. В последнее время земля на кладбище стала элитной недвижимостью не только для мертвых, но и для живых. Поскольку сегодня многие предпочитают кремацию, старые кладбища превращают в парки, общественные сады и даже детские площадки. С этими изменениями сложно смириться. Кладбища – это прекрасные места культурного, исторического и общественного значения. В то же время у них есть потенциал и к «переиспользованию», как сообщается в репортаже Public Radio International:
Затем идет берлинское кладбище, в основном очищенное от надгробий. Теперь это общественный сад, включающий в себя маленький огород беженцев из Сирии с помидорами, луком и мятой.
Старинная надгробная плита у мастерской скульптора на входе на кладбище приглашает беженцев на курсы немецкого языка.
– Это место, когда-то заброшенное, полное мертвых, теперь пригодилось для садоводства и развития живых людей, – говорит Фетевей Тарекегн, главный садовод общественного проекта.
«Белые скалы» пытаются сделать нечто большее, чем просто хоронить мертвых. Они получили награды за свои инициативы по защите окружающей среды. Весь их автопарк, включая катафалк в форме серебряного жука, разработанный студентами барселонской школы дизайна, работает на электричестве. На десяти гектарах земли живут охраняемые колонии белок и диких кабанов, стоят специальные домики для летучих мышей. Колонии летучих мышей разводят для того, чтобы контролировать нашествия опасных азиатских тигровых комаров. Впрочем, сотрудники «Белых скал» все равно заработали себе дурную славу тем, что посмели сотрудничать с летучими мышами, вампирами, этой мерзкой нежитью!
Однако сколь бы экологически разумными ни были эти инициативы, «Белым скалам» далеко до естественного кладбища. Мертвых хоронят в деревянных гробах в гранитных склепах, укладывая слоями по двое, трое или шестеро человек. Так почему бы не поместить тело прямо в почву, безо всякого гранита? Это позволило бы костям разложиться полностью, и не нужно было бы занимать место под общую могилу.
– Мы в Испании так не делаем, – сказал Жоан.
Сам Жоан решил, что после смерти его кремируют, но, похоже, он понимает неоднозначность такого выбора.
– Создание ребенка занимает девять месяцев, а мы разрушаем тело с помощью процесса промышленной кремации за пару часов. – Он на миг задумался. – Следовало бы позволить телу разлагаться те же девять месяцев.
Я прошептала Жорди:
– Звучит так, словно он хочет естественного погребения!
У Испании почти получается экологично обращаться с покойными. Во время экскурсии мы прошли через рощу, деревья в которой, разумеется, характерны для средиземноморского климата. На «Белых скалах» могут посадить дерево и захоронить вокруг него останки от кремации пяти умерших членов вашей семьи, превращая его буквально в фамильное дерево. Это первое в Испании кладбище, предлагающее такую услугу.
Фамильные деревья «Белых скал» похожи на очень популярные биоразлагаемые урны Bios Urn, разработанные барселонской дизайнерской фирмой. Вы, может быть, видели их фотографии в социальных сетях. В небольшую, размером со стакан из McDonald’s, Bios Urn насыпана земля – не доверху, чтобы хватило места для кремированных останков, – и посажено семя дерева. Одна из самых популярных статей о Bios Urn называется «Эта потрясающая урна превратит тебя в дерево после того, как ты умрешь!».
На первый взгляд, это прекрасная идея, и из такого стаканчика действительно может вырасти дерево, только вот во время кремации при почти тысяче градусов кости сгорают до неорганического, первоначального углерода. Если все органическое (включая ДНК) сгорело, ваш стерильный пепел уже не может быть полезен для дерева. Там есть питательные вещества, но их сочетание не подходит для растений и не способствует их жизненным циклам. Bios Urn стоит сто сорок пять долларов. Такая символичность[14] прекрасна, но она не сделает вас частью дерева.
На «Белых скалах» есть две реторты для кремации, в которых сжигают по две тысячи шестьсот тел в год. Когда мы зашли посмотреть на эти машины, я была приятно удивлена, увидев, что двое мужчин в костюмах стоят у разогретой реторты, по сторонам от светлого деревянного гроба с крестом на крышке.
– О, вы ждете нас, здорово! Грасиас!
Мне всегда интересно наблюдать кремацию. Это никогда не может наскучить, не важно, сколько раз вы это видели или сами организовывали. Зрелище того, как труп меняется под действием огня, оставляет мощные впечатления.
Жоан рассказал о пятнадцатилетней машине, которую до сих пор используют для кремации, и провел для нас короткую экскурсию по комнате кремации. Она выглядела гораздо приятнее, чем промышленные склады в моей стране.
– Стены сделаны из итальянского мрамора, а пол – из бразильского гранита, – пояснил Жоан.
– 60 % семей приходят, чтобы быть свидетелями кремации, – объявил он. Тут моя челюсть упала.
– Простите, 60 %? – я даже пошатнулась. Это огромное число, намного выше, чем в Соединенных Штатах, где родственники зачастую даже не знают о возможности присутствовать при кремации.
Перед началом процесса Жоан вывел нас из комнаты за – вы готовы это услышать? – три высоченные, от пола до потолка, стеклянные панели. Они были точно такими же, как панели, отделявшие нас от тел в похоронном бюро.
– Почему вы используете стекло? – спросила я Жоана.
– Так угол обзора не позволяет увидеть, что происходит в печи, – ответил он.
Это было правдой. Как я ни старалась, я не могла увидеть пламя, только край кремационной машины. Когда тяжелая металлическая дверь опустилась, сотрудники закрыли реторту дверью из благородного дерева, чтобы скрыть промышленный фасад.
Барселона – это земля «почти». У них есть инициативы по созданию экологических кладбищ, по охране животных и выращиванию местных деревьев. Тела покойников не бальзамируются и хоронятся в деревянных гробах. Почти экологичное погребение, за исключением гранитной крепости, в которую должен быть помещен гроб. На кремациях присутствуют 60 % семей, а в похоронных бюро родственники могут провести целый день с ушедшим в мир иной близким человеком. Почти эталон взаимодействия родственников и умершего, если бы не стекло, делающее маму похожей на музейный экспонат.
Мне хотелось бы облить эти стекла презрением, но я не могу по одной простой причине: у элегантной «Альтимы» есть то, что Соединенным Штатам нужно больше всего, – зрители в креслах. Здесь люди приходят к мертвым. Они приходят на целый день, чтобы смотреть на покойного, сидеть рядом с ним. Они приходят, чтобы присутствовать при кремации. Возможно, стеклянная преграда – своего рода помощник, чтобы подпустить настороженную смертью публику поближе, но не слишком