Процесс кремации должен был занять порядка девяноста минут. Жоан повел Жорди, моего издателя, показать обратную сторону машины, куда семьи не заходят. Отодвинув откидное металлическое окошко, он позволил нам заглянуть внутрь кремационной комнаты. Неистовые потоки пламени выстреливали с потолка и пожирали верх гроба. Глаза Жорди расширились, когда пришла его очередь заглядывать внутрь, в его зрачках отразилось пламя.
За свои хлопоты в прогулках со мной по Барселоне бедный Жорди был вознагражден бесчисленными близкими встречами с мертвецами. За обедом из, наверное, четырнадцати блюд я спросила его о впечатлениях этого дня. Он подумал и ответил:
– Когда получаешь счета, приходится по ним платить. Я оплачиваю счета моей компании. Я оплачиваю счет в ресторане. То же самое и с чувствами. Когда приходит страх смерти, я должен его почувствовать. Я должен платить по счетам. Это значит быть живым.
Япония
Токио
«Tokudane!», утреннее японское телешоу, прервалось на рекламу. Женщины в костюмах винограда танцевали под пульсирующий бит электронной музыки. Мультяшные кролики выстригали хохолок на голове у изумленного мужчины. «Tokudane!» вернулось, и ведущие объявили следующий сюжет. На экране появилось изображение молящегося в храме монаха в белой рясе. Среди цветов и благовоний он вел похоронную службу.
Храм был переполнен растерянными людьми. Камера отъехала назад и показала алтарь и причину всеобщей скорби – девятнадцать роботов-собак. Картинка приблизилась, и стали видны их разбитые лапы и сломанные хвосты. Я увлеченно смотрела телевизор в буфете отеля, завтракая яичницей в виде сердечек.
Корпорация электроники Sony выпустила первого Aibo («товарищ» по-японски) в 1999 году. Робот-собака весом в полтора килограмма обладал способностью обучаться и выполнять команды хозяина. Милый и очаровательный Aibo мог лаять, сидеть и имитировать, будто он писает. Их владельцы заявляли, что щенки помогают им справиться с одиночеством и проблемами со здоровьем. Sony прекратила выпуск Aibo в 2006 году, но пообещала их чинить. Но уже в 2014 году она прекратила и ремонтировать роботов, преподав жестокий урок смерти владельцам примерно ста пятидесяти тысяч проданных Aibo. Сначала возникли ветеринары для роботов, выезжающие на дом, затем онлайн-форумы для помощи скорбящим, а кульминации проблема достигла, когда появились похороны для Aibo, которых, к сожалению, уже невозможно починить.
Когда сюжет «Tokudane!» закончился, я, наевшись яичницы в форме сердечек, отправилась в Токио, чтобы встретиться с моим переводчиком, Эмили (Аяко) Сато. Она предложила встретиться у статуи Хатико на железнодорожной станции Сибуя. Хатико – национальный герой Японии. Кстати, это собака (настоящая). Хатико жил в 1930-х годах и каждый день на железнодорожной станции встречал с работы хозяина, профессора сельскохозяйственных наук. Однажды профессор не вернулся к Хатико, так как умер от кровоизлияния в мозг. Непоколебимый Хатико приходил на станцию каждый день целых девять лет, пока его собственная смерть не прервала этот ритуал. В своем отношении к собакам совпадают многие культуры. Все уважают преданного пса.
Сато-сан уже ждала меня. Это была женщина среднего возраста, выглядевшая не старше сорока. На ней был строгий брючный костюм и удобные туфли.
– Мой секрет в том, чтобы проходить десять тысяч шагов в день.
Я несколько раз чуть не потеряла ее, пока мы спускались в недра лабиринта станции Сибуя, подхваченные толпой хорошо одетых горожан Токио.
– Наверное, мне нужно было держать флажок, как у гидов туристических групп. Ваш был бы с черепом, – усмехнулась она.
Пройдя два турникета, три лестницы и четыре эскалатора, мы достигли платформы.
– Здесь безопаснее в случае землетрясения, – заявила Сато-сан, и это упоминание не было неуместным. В тот день на побережье было землетрясение магнитудой 6,8 балла. Любой мой разговор в Токио сворачивал к тому, как тяжелы были психологические последствия землетрясения и цунами 2011 года, которые бушевали на северо-востоке Японии и унесли жизни более пятнадцати тысяч человек.
На подземной платформе раздвигающиеся стеклянные двери отделяли пассажиров от рельсов внизу.
– Эти двери – новинка, – объяснила Сато-сан. – Они должны предотвращать, – она понизила голос, – суициды.
Показатель смертности в результате самоубийств в Японии – самый высокий среди развитых стран. Сато-сан продолжила:
– К сожалению, рабочие наловчились очищать места самоубийств, собирать части тел и так далее.
С иудейско-христианской точки зрения, а это доминирующая точка зрения на Западе, самоубийство – грешный, эгоистичный поступок. Это мнение менялось очень медленно, хотя наука давно прояснила, что причины суицидов кроются в умственных расстройствах и злоупотреблении наркотическими и опьяняющими веществами. («Греха» нет в классификаторе психических расстройств DSM-5.)
Культурное значение суицида в Японии отличается от западного. На него смотрят как на бескорыстный, даже благородный поступок. Самураи ввели практику сэппуку (буквально «разрезание живота», «самопотрошение» с помощью меча), чтобы не попасть в плен к врагу. Во время Второй мировой войны около четырех тысяч пилотов-камикадзе погибло, пойдя на таран ракет и вражеских кораблей. Сомнительные, но знаменитые легенды рассказывают о практике убасутэ, когда в голодные времена сыновья относили своих старых матерей в лес и оставляли их там. Женщины послушно сидели в лесу, погибая от переохлаждения или голода.
Сторонние наблюдатели говорят, что японцы романтизировали суицид, что в Японии сложилась «культура суицида». Но реальность гораздо сложнее. Японцы скорее смотрят на самоубийство как на альтруизм, нежелание быть обузой, чем восхищаются самой смертью. Более того, «иностранные ученые могут увидеть статистику суицидов, но они никогда не поймут суть этого феномена, – утверждает писатель Кенсиро Охара. – Только японский народ может понять самоубийство японца».
Для меня наблюдать смерть в Японии было все равно что смотреть в зеркало: все знакомо, но выглядит по-другому. Как и американцы, японцы – развитая нация, и похороны здесь – большой бизнес. Крупные похоронные корпорации играют ощутимую роль и на западном, и на японском рынке. Их новенькие учреждения обслуживаются профессиональными специалистами по похоронам. Но если бы на этом все заканчивалось, мне не было бы смысла приезжать сюда.
* * *Буддийский храм Кококудзи, здание XVII века, спрятанное на тихой улочке Токио, дает приют скромному кладбищу со старинными надгробиями. Здесь можно увидеть целые поколения семей, которые приходили сюда когда-то поклониться умершим родным. Черно-белый кот растянулся на каменной дорожке. Мы шагнули из современного Токио в фильм Миядзаки. Поприветствовать нас вышел Ядзима-дзюсеку (дзюсеку означает «главный священник или монах») – приветливый мужчина в коричневой рясе, с коротко остриженными седыми волосами и в очках.
В противоположность архаичному окружению, Ядзима-дзюсеку – приверженец свежих идей о том, как увековечить кремированные останки покойных (наш человек). Директора американских похоронных бюро белеют от страха при одной мысли о переходе США к «культуре кремации», ведь это значительно снизит их доходы от бальзамирования и продажи гробов. На самом деле мы не имеем ни малейшего понятия о том, как может выглядеть повсеместная «культура кремации». А японцы знают. Доля кремации в стране достигает 99,9 % – самый высокий
