Огромная разница в благосостоянии (валовом продукте) западной (позднее — гаитянской) части острова по сравнению с восточной (позднее — доминиканской) в колониальные времена стала результатом исторических фактов и событий человеческой истории, а не природных факторов. Иными словами, Гаити колониального периода была богаче не из-за своих экологических преимуществ, а несмотря на свои экологические недостатки: меньшее количество осадков, крутые склоны, тонкий слой менее плодородных почв, а также отсутствие просторной центральной долины. Среди же исторических фактов и событий, которые привели к обогащению Гаити колониального периода, можно назвать учреждение испанской столицы в удобном порту Санто-Доминго в восточной части острова — причем по причинам, которые не имеют ничего общего с ее природными преимуществами и удобством для сельского хозяйства (во времена Колумба испанцев больше интересовал отъем золота у индейцев, а не развитие плантаций). Кроме того, к этим историческим факторам можно отнести засевших на западе французских пиратов, большее богатство Франции по сравнению с Испанией (а значит, возможность покупать и привозить на остров огромные количества рабов), что тоже никак не зависело от особенностей самого острова, а также то, что у Испании были и другие, более привлекательные инвестиционные возможности в Новом Свете.
Исторические события, в результате которых Испания обосновалась на востоке, а Франция — на западе острове Эспаньола, имели три вида последствий, серьезно повлиявших на формирование различий между Гаити и Доминиканской Республикой, которые мы наблюдаем сегодня. Во-первых, плотность населения на западе Гаити, несмотря на худшие земельные условия, стала в итоге значительно более высокой. Во-вторых, многие французские корабли, доставившие на Гаити рабов из Африки, чтобы не идти в Европу порожняком, везли во Францию древесину из лесов Гаити, и с этого экспорта древесины в сочетании с более плотным населением и сухим климатом началось обезлесение. Наконец, гаитянские рабы, выходцы из множества разнообразных африканских языковых групп, разработали для общения собственный креольский язык — так же, как это делали многие другие сообщества рабов[199]. Около 90 % населения Гаити до сих пор говорят только на гаитянском креольском (языке, который не знает больше практически никто в мире, за исключением эмигрантов-гаитян), и только примерно одна десятая часть популяции говорит по-французски. Иными словами, гаитяне лингвистически изолированы от остального мира[200].
А вот в Доминиканской Республике главным языком общения подавляющего большинства населения является испанский; там никогда не было большой популяции рабов, поэтому абсолютно нового креольского языка, сопоставимого по распространенности с гаитянским креольским, так и не появилось. Языками доминиканских меньшинств являются основные языки мира, на которых говорят эмигрантские общины (английский, китайский, арабский, каталанский и японский)[201].
Таким образом, культурные различия между многочисленным креолоязычным рабским населением на западе острова и гораздо менее многочисленным испаноговорящим населением востока были отчетливо различимы уже в конце XVIII века — еще до того, как гаитяне и доминиканцы получили независимость. Эта разница была усилена в ходе процесса достижения независимости — процесса, который шел с разной скоростью и с разной степенью жестокости на двух половинах острова, а также разными путями развития после провозглашения государственности. Рабы Гаити окончательно добились свободы и независимости в 1804 году, после свирепого восстания против французских колониальных властей, начавшегося еще в 1791-м, прибытия на остров в 1801 году наполеоновского экспедиционного корпуса, восстановившего французское господство, захвата французами в плен лидера рабов Туссена-Лувертюра и наконец эвакуации французского населения с острова, начавшейся в 1803-м. Все эти события привели к тому, что гаитяне вполне обоснованно не верили ни единому слову европейцев и не сомневались, что возвращение последних неизбежно будет означать еще одну попытку восстановить рабство. Поэтому освободившиеся гаитянские рабы перебили всех оставшихся белых, а их плантации разделили между собой и разорили. Понятно, что последнее, чего желало большинство гаитян, это европейские деньги и европейские иммигранты. И напротив, последнее, чего хотелось бы многим европейским и американским рабовладельцам, — так это видеть, что бунт рабов увенчался успехом и бунтовщики преуспевают. Поэтому они отвергали любую возможность инвестировать в Гаити или оказать ей помощь, и это стало одним из главных факторов роста бедности в стране[202]. Еще одним препятствием для установления нормальных отношений между Гаити и Европой или Соединенными Штатами был языковой барьер: европейцы и американцы не понимали гаитянского креольского, а из гаитян говорили по-французски лишь очень немногие. Ко времени освобождения Гаити этот языковой барьер уже существовал, однако отсутствие всяких связей с Европой и Америкой в период после установления независимости способствовало еще большему его укоренению, поскольку не дало ни одному из европейских языков возможности сменить гаитянский креольский в качестве общенационального средства общения.
В доминиканской части острова Гаити «борьба за независимость» разворачивалась совершенно иным образом. Испанские поселенцы были настолько не заинтересованы в независимости, что после того, как с острова в 1809-м отбыли последние французские войска, а затем ушла и британская военная флотилия, которая контролировала побережье испанской колонии во время наполеоновских войн, поселенцы попросили метрополию-Испанию сохранить за ними статус колонии[203]. Лишь в 1821 году испанские колонисты решили провозгласить независимость, после чего их немедленно завоевали и присоединили к себе гораздо более сильные и многочисленные гаитяне, от которых удалось избавиться лишь в 1844-м. В 1861 году Испания снова взяла территорию под свой контроль, но уже в 1865-м (в результате развития нового восстания, начавшегося еще в 1863 году) королева Испании окончательно отказалась от «территории, которой Испания на самом деле не желала»[204]. До самого конца XIX века Доминиканская Республика, пользуясь тем, что ее население говорило на европейском (испанском) языке и что она, в отличие от Гаити, появилась как независимое государство не в результате восстания рабов, развивала экспорт и привлекала все больше европейских инвестиций и эмигрантов, относившихся к самым разным этническим группам. Среди них были не только испанцы, но и немцы, итальянцы, ливанцы и австрийцы, чье экономическое значение с учетом относительно небольшой численности было просто неоценимо[205].
Получается, что отличия Гаити от Доминиканской Республики, очевидные уже к 1930 году, лишь в незначительной степени сложились
