Хотя график на рисунке 7.1 говорит сам за себя, важно учитывать, что по определенным историческим причинам институты, связанные с Французской революцией, в дальнейшем подвергались дополнительным изменениям. В частности, в некоторые регионы Германии после 1815 года вернулись старые власти, и французские реформы были отменены. Однако по итогам прошедшего в 1815 году Венского конгресса обширная часть захваченной французами территории отошла к Пруссии; это обстоятельство оказалось счастливым, поскольку Пруссия, где в период наполеоновских войн произошло много институциональных изменений, не стала отменять французские реформы. Эти факты подсказывают нам, что экспериментальную группу нужно определить иначе, а именно как те германские земли, которые в определенный момент находились под контролем французов, а затем в 1815 году были переданы Пруссии. На графике на рис. 7.2 мы выделяем это подмножество регионов и сравниваем его уровень урбанизации в 1750–1910 годах с показателями двух других групп германских земель: тех, которые вовсе не были оккупированы, и тех, которые были, но в которых в 1815 году воцарились прежние правители. Наглядное изображение этих трех частей германских земель (границы отмечены по состоянию после 1815 года) можно найти на карте на рис. 7.3. Эволюция темпов урбанизации, которую демонстрирует рис. 7.2, рассказывает историю, очень похожую на ту, что показана на рис. 7.1. Мы видим, что в 1800 году уровень урбанизации был самым высоким в неаннексированных областях, а самым низким — в тех, которые были захвачены, а впоследствии переданы Пруссии. Кроме того, мы снова наблюдаем, что после 1800 года процесс урбанизации в экспериментальной группе начинает идти быстрее, чем в других регионах Германии (хотя опять есть намек на то, что в XVIII веке она и так уже двигалась более высокими темпами). Что любопытно, на графике также видно, что наихудшие результаты показывали те регионы, в которых реформы были осуществлены, но затем вновь отменены после реставрации 1815 года.
Рис. 7.2. Процент популяции, проживающей в городах с населением более пяти тысяч жителей (по трем группам)
Это новое определение экспериментальной группы влечет за собой необходимость соблюдения трех дополнительных условий. Нужно убедиться, во-первых, что части Германии, переданные Пруссии на Венском конгрессе, были не отобраны на основании их экономического потенциала, а определены по итогам политических переговоров, в ходе которых экономические факторы или экономический потенциал территории, в конечном счете переданной Пруссии, не имели значения. Во-вторых, что Пруссия в самом деле не отменила никаких отдельных французских реформ. Наконец, необходимо исключить прямое влияние того обстоятельства, что именно Пруссия, а не другие державы, управляла этими регионами (назовем это влияние «эффектом Пруссии»). К счастью для нашей эмпирической стратегии, мы вскоре увидим: все три эти условия, как представляется, выполнены.
Карта 7.3. Французское господство в Германии. Картографическое изображение основано на IEG-MAPS (сервер цифровых исторических карт, Майнц)
Старый порядок и экономический прогрессВо времена Великой французской революции значительная часть Европы находилась во власти двух типов олигархии: дворянства в сельском хозяйстве и городских олигархов, контролировавших торговлю и профессиональную деятельность. Под институтами старого порядка мы имеем в виду те, которые поддерживали и обогащали эти группы наряду с неограниченной королевской властью[341]. Что касается экономического устройства, существует тесная взаимосвязь между теми институтами, которые унаследованы от феодальной эпохи, и теми, которые ассоциируются со старым порядком. В большей части Европы к западу от Эльбы наиболее крайние формы личной зависимости и барщины исчезли в эпоху после окончания пандемии Черной смерти, но основы уклада жизни во многом остались прежними. Хотя работы Альфреда Коббана поставили под сомнение феодальную природу французского общества в 1789 году, но более поздние исследования по этой теме, кажется, убедительно доказали, что разного рода феодальные поборы оставались важной частью жизни Франции и имели ключевое значение для грядущей революции[342]. Даже в городских районах, которые часто становились убежищем от тягот сельской местности, экономическую деятельность и состав городской общины контролировали влиятельные гильдии.
Основным свойством старого порядка было принципиально иерархическое понимание общества, согласно которому некоторые группы или социальные слои имели социальные, политические и экономические привилегии, а другие — нет. Привилегированными были главным образом королевские особы, аристократия и духовенство. Для этих групп действовали собственные законы и преимущества, что проявлялось во многих важных аспектах жизни. Например, аристократия, как правило, освобождалась от уплаты налогов, в то время как церковь, контролировавшая обширные земли, взимала с сельскохозяйственной продукции крестьян собственный налог — десятину. На нижней ступеньке этой иерархии стояли крестьяне и городская беднота, чья экономическая и социальная свобода часто была крайне ограничена. Религиозные меньшинства, например евреи, разделяли эту участь — им приходилось терпеть серьезную дискриминацию. В 1789 году принцип равенства всех перед законом был совершенно чужд большинству стран Европы. Политическая репрезентация групп была основана на том же неравенстве — впрочем, в эпоху абсолютизма многие средневековые парламентоподобные учреждения, такие как, скажем, знаменитые французские Генеральные штаты, почти зачахли. Большая часть этих политических установлений во Франции была отменена в 1789 году.
Связь между этим институциональным ядром и экономической ситуацией, можно сказать, самоочевидна, она подкрепляется базовой экономической теорией и немалым количеством доказательств. Лишь такое политическое устройство, которое предоставляет гарантированные права собственности и облегчает вхождение на рынок и социальную мобильность, способно генерировать экономический рост[343]. Система аристократических привилегий была огромным препятствием для социальной мобильности, и в сельском секторе ограничения, которые феодализм налагал на мобильность и выбор профессии, затрудняли эффективное распределение ресурсов. Правовая система, дискриминационная, полная произвола и часто функционировавшая довольно беспорядочно, также была серьезным
