…Кстати, об имени. Из геопоэтических проектов, связанных с именем М. В., наиболее продуктивным представляется московская Волошинская библиотека, основанная в 2007 году. Нюанс в том, что здесь никто не ставил себе задачу воспользоваться волошинским мифом. Произошло по-другому. Это место в постсоветские десятилетия спонтанно стянуло на себя множество уникальных, новаторских программ:
семинары по культуре североамериканских индейцев и по кельтологии (библиотека выпускала даже собственный научный сборник); литературный клуб «Авторник»; клуб «Анима» для общения людей с нарушениями эмоциональной сферы — единственный в своём роде в России; эксклюзивные лекции по египтологии и т. д. И когда возникла идея объединить всё это многообразие одним высоким именем, коллектив не смог найти лучшей кандидатуры, чем М. А.
(Другой нюанс, по-своему забавный, заключается в том, что библиотека эта с момента создания в в 1918 году долго носила имя Карла Маркса. Такое впечатление, что её основатели чётко представляли себе визуальный образ будущего культурного героя-«ктитора»: массивная фигура с густой «оволошенностью», мощное надбровье… Но поначалу просто неправильно распознали картинку.)
ГЕОПОЭТЫИз трудов Волошина веером, повсеместно в мире, произрастают современные эксперименты. В последнюю эпоху в одном только символическом пространстве Крыма действуют (отчасти физически дистантно, и не всегда одновременно) несколько абсолютно непохожих в своих методах, весьма изобретательных авторов-мифотворцев.
Поэт и учёный-экономист Евгений Сабуров, оказавшийся в 90-х полуостровным премьер-министром, и занявшийся планомерным построением здесь благополучной европейской экономики. Мегапроект, увы, был срочно торпедирован местной мафией. Но миф о неосуществлённой «крымской Швейцарии» остался, дразня воображение земляков.
Художник-концептуалист Исмет Шейх-Задэ, решительно привнесший импульсы и интенции contemporary art в традиционную крымскотатарскую и шире, в мусульманскую культуру, — или, точнее, наоборот. В свои перформансы регулярно втягивает, в том числе, живущего в Лондоне принца — наследника Крымского Ханства.
Стихотворец Андрей Поляков, одно время осуществлявший жизнетворческую программу в жанре life-art — персонального воплощения Русского Языка.
Трагически погибший при почти что мифологических обстоятельствах, поэт и куратор Сергей Дружинин, подвижнически переводивший классиков крымскотатарской поэзии, включая великих ханов.
Живописец Жорж Матрунецкий, создававший образ восточного Крыма как единства мировых стихий, в чьих полотнах земля и море неудержимо срастались и переходили друг в друга.
Поэт и прозаик Александр Ткаченко, воссоздавший в своей последней и лучшей книге микромир почти исчезнувшего народа — крымчаков.
Культуролог Александр Люсый, пытающийся осмыслить вышеперечисленное, а также всё-всё-всё остальное автохтонно-литературное, с помощью предложенного им понятия «Крымского текста».
<…>
Междисциплин
От геополитики к геопоэтике
Смена парадигмы мироустройства на примере преобразования крыма В мировой культурный полигон[68]
Разработка программы преобразования Крыма в мировой культурный полигон потребовала от её авторов (крымско-московской литературной группы «Полуостров») некоторых футурологических изысканий, осмысления общей направленности изменения в механизме устройства мира, дабы наиболее органично вписать создаваемый «культурполигон» в этот динамичный контекст.
На первый взгляд, гармоничная интеграция Крыма, с его неразвитой хозяйственной и культурной инфраструктурой, в социально-экономическую карту мира в обозримый исторический период весьма проблематична. В лучшем случае его может ждать судьба курортно-туристического аппендикса той или иной страны (Украина, Россия, Турция?..) с некоторым флёром пенсионно-дачной резервации. Однако даже самый примитивный анализ существующих прогнозов эволюции упомянутого мирового контекста при экстраполяции на совокупность культурноисторических особенностей Крымского полуострова даёт для него картину совершенно иных возможностей и перспектив — вне зависимости, будет ли он в составе какого-нибудь государства или станет независимым «островом».
Так, третьестепенность крымских запасов полезных ископаемых нивелируется на апокалиптическом фоне перспектив глобального истощения недр планеты, показанных работами Римского клуба ещё 60-х годов. Всеобщее смещение производства к менее материало- и энергоёмким, но более информационноёмким технологиям ставит локальную задачу сохранения и наращивания полуостровного интеллектуального потенциала, задачу в принципе не абсолютно неразрешимую.
И всё же основное внимание следует уделить иным ключевым тенденциям исторического процесса. Суть в выделяемом многими авторитетными футурологами (О. Тоффлер, Дж. П. Грант, Ж. Эллюль и др.) сдвиге пропорций между производственным и непроизводственным секторами сферы человеческой занятости в сторону последнего, связанном прежде всего с накоплением в мире излишков производственного продукта. (Речь идёт не об утопических теориях «общества всеобщего благоденствия» — до Золотого века нам явно дальше, чем до Армагеддона, — но лишь о тенденции, которая явственно проступает лишь в развитых странах, на фоне по-прежнему процветающих безработицы, нищеты, голода в третьем мире.) Сокращение необходимого рабочего времени порождает проблему обеспечения «психологической занятости», и на первый план выдвигается расширение игровой, то есть не направленной на конечный результат человеческой деятельности: сферы искусства, культурных отправлений, азартных игр, спорта и т. д. Искусству — и не в последнюю очередь его массовым, китчевым, поп-формам — здесь по праву принадлежит лидирующая роль, как индикатору и испытательному стенду происходящих изменений.
Главным ресурсом человечества на новой стадии его социально-экономического развития («Третья волна»), согласно Тоффлеру, является информация, и главный поставщик этого ресурса — творческая деятельность. В таких условиях схема «силовых полей», структурирующих человеческую жизнь, в частности международную, кардинальным образом меняется. Механизм мироустройства отныне всё более будет зависеть не от политико-экономических, но от культурных, творческих, информационных, коммуникационных факторов. Следовательно, необходима новая научная дисциплина, исследующая закономерности устройства жизни человечества под воздействием сил «культурного тяготения», взамен традиционной геополитики. Назовём эту гипотетическую науку геопоэтикой, от греческого poieticos — «творческий»; она-то и станет теоретическим фундаментом международной культурологической деятельности группы «Полуостров» и иных экспериментирующих в этом многообещающем жанре авторов и объединений. Разработка методологических основ геопоэтики откроется серией докладов на футурологическом симпозиуме в июне 1995 в рамках очередного, третьего Боспорского форума современной культуры, проводимого группой «Полуостров».
Собственно говоря, деятельность «Полуострова» сама по себе уже является прикладной геопоэтикой. Региональный подраздел этой дисциплины, посвящённый конкретно Крымскому полуострову, уже получил известность под названием «тавриологии». По существующему точному определению, тавриология — наука о Крыме как центре эстетической симметрии мира, а грубо говоря — о крымской культурной мифологии и культурных перспективах. По замыслу «Полуострова», именно Крым и должен стать экспериментальной площадкой, апробирующей наиболее интересные и перспективные тенденции и течения современной мировой культуры.
Так, международная Поэтическая Партия, или Партия Зеркальных, заявившая о себе впервые именно в Крыму в феврале 1995 (в числе инициаторов движения были крымские участники «Полуострова»), является типично геопоэтическим явлением: она не является политической организацией и вообще не является организацией. Это просто общность людей творческого склада, склонных к рефлексии (отсюда
