Итак, в геопоэтическую эпоху (или эпохи, ибо, очевидно, их как минимум две — античная и современная) с пространством, в том числе с его различными эманациями, возможны сугубо «человеческие», интимные отношения. В том числе, конечно, и эротические. В качестве классического примера можно привести упоминаемую Екатериной Дайс влюблённость Владимира Соловьёва в финское озеро Сайма. К этой теме мы ещё вернёмся.
6. ГЕОПОЭТИКА ТЕКСТА И ГЕОПОЭТИКА ПРОЕКТАКаждая из сторон, претендующих на правильное понимание термина «геопоэтика», вносит в этот спор определённый собственный ракурс. Ваш покорный слуга в данном плане — лоббист понимания геопоэтики как почти-буквального «землетворчества» (калька греческого «geopoietika»), как деятельности по созданию новых географических или топографических мифов. Такая — проективная, практическая — геопоэтика становится синонимом мифопоэтики. Единицей измерения в этой области следует считать проект, геопоэтический проект (когда-то даже предлагалось наукообразное сокращение «GP-проект»).
Эта концепция противостоит двум другим трактовкам геопоэтики — классической уайтовской (эссеистика о природных и культурных ландшафтах, изначально зачастую мистически заряженная, «путевая проза» и т. п., включая особое «геополитически напряжённое» ответвление, созданное Андруховичем) и новейшей «берлинско-пермской» (исследовательские подходы к подобной литературе, генетически также связанные, по-видимому, с «культуртрегерской» деятельностью Андруховича в европейской академической среде). Обе они делают упор на текстовое описание географического (или воображаемого) пространства, единицей измерения для них является текст. Любопытно, что последняя, сугубо научная ипостась геопоэтики представляется типичным продуктом цикла развития европейской мысли — от мистики до позитивизма…
Замечено, что многие авторы тяготеют конкретно к одной из интерпретаций геопоэтики. Мне представляется, что этот выбор отражает некие врождённые склонности и способности человека. И здесь, в ракурсе «новой антропологии», можно предложить некую первичную дихотомию человеческой деятельности, которая выглядела бы вполне традиционной, — а значит, и естественной.
7. ГЕОПОЭТИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИОсвоение древним человеком новых территорий обитания могло обеспечиваться последовательным участием личностей двух типов с противоположными наклонностями, назовём их геопоэтическими типами личности. Их modus vivendi можно определить, как «путешественник» и «домосед», а по функции в человеческом обществе — «первопроходец» и «возделыватель». Первый тип подвержен «охоте к перемене мест», его волнуют новые пространства, и его тянет в путешествия жажда этого переживания. Второй тип — оседлый, его вдохновляет освоение, возделывание уже обретённых (как правило, другими) пространств. В кочевых сообществах преобладает первый тип, в оседлых — второй, но дело не в этом.
Если набросить эту реконструкцию на формы современного взаимодействия между авторами и географическим пространством, первый тип проявляется в основном в написании текстов о новых (в той или иной степени) территориях, осваиваемых чаще всего путём классического путешествия, причём желательно — ранее никем не описанных. Это своего рода литературный первооткрыватель. Задача же второго типа — переописание, окультуривание уже открытого кем-то пространства, преобразование его сущности или создание новых мифов о нём. Это принципиально иная деятельность.
Итак, возможны два полярных человеческих типа, которым условно-приблизительно соответствует разделение между геопоэтикой текста и геопоэтикой проекта.
Первый тип (путешественник/первопроходец) отличается отсутствием не столько длительной фокусировки интереса на одной территории (она иногда может иметь место, хотя исключительно в разведывательном, наблюдательском, исследовательском ключе), сколько именно потребности «возделывания» территорий. Назову, как ближайшие примеры, неоднократно упомянутых здесь на конференции Кеннета Уайта и Василия Голованова.
Тип домоседа/возделывателя. Постоянная фокусировка на одной территории; территория эта может быть довольно обширной, но обязательно единой с геопоэтической точки зрения; внутри неё возможны большие цикличные «путешествия» (здесь желательны кавычки — скорее всё же это обход владений). Яркие образчики этого моноцентрического типа — уже упомянутый Максимилиан Волошин в Крыму и Даур Зантария в Абхазии, демонстрирующие противоположные по сюжету истории взаимоотношений со «своей» территорией. Первый обрёл такую территорию после долгих скитаний, отведав настоящей Европы и настоящей Азии, благодаря чему смог избрать Коктебель как идеальную для себя пропорцию Азии и Европы. Второй родился и жил в маленькой Абхазии (с географической точки зрения она приблизительно равна волошинской «Киммерии»: что это — случайность, или некая константа протяжённости «малой родины?»), создавал о ней тексты и фильмы, а умер, очень возможно, именно оттого, что лишился дома и вынужден был покинуть родину. В обоих случаях — люди, связанные со своей землёй тысячей физических и метафизических нитей, а главное, обладающие уникальными личностными свойствами, которые их современники определяли конкретно как «демонические», в лучшем смысле слова. Дух земли, «гений места» — так это называлось издревле.
8. ГЕОПОЭТИЧЕСКИЕ ПРОЕКТЫМожно вычленить также промежуточный тип между первопроходцем и возделывателем — полицентричный, в простейшем случае бицентричный. Образцовый пример последнего — Андрей Георгиевич Битов. Он вообще известен как литературный путешественник, но главное не это. Битов постоянный житель обеих столиц России, и регулярно кочует, курсирует между ними, по известным семейным обстоятельствам. Возвращаясь к «эротической» компоненте геопоэтики, вспомним его эссе десятилетней давности «Исповедь двоежёнца». Он там пишет о разрывающей его любви к двум этим соседним, но разным пространствам (с геопоэтической точки зрения Питер и Москва, конечно же, территории во многом полярные, отрицающие друг друга), невзирая на то, что в обоих локусах его считают «изменником».
В этом свете, кстати, понятнее известная битовская идея памятника зайцу, остановившему Пушкина на пути из Москвы в Петербург перед восстанием декабристов: увековечить того, кто сумел разорвать, пресечь сакраментальный «литературный маршрут». (Кстати, не повлияла ли здесь как-то идиома «как зайцу стоп-сигнал»?) Мне кажется, что всё это — элементы очень специфического и очень современного геопоэтического проекта. Персонального проекта по имени «Андрей Битов»… Человек как проект — явление по-прежнему актуальное, родственное жанру life art, развитие направления «деятель искусства как объект искусства».
Итак, Битов-проект: бесконечное путешествие, причём «челночное», возвратно-поступательное движение в географическом пространстве… Вашему покорному слуге (который, по-видимому, также полицентрический тип…) эта ситуация весьма близка. Деятельность моя распределена между территориями России и Украины, периодически концентрируясь на «нейтральной полосе» — пограничном островке Тузла между ними, а в последнее десятилетие добавилась третья важная зона — отдалённые земли и острова на Юге… Разрываешься между стремлением к созиданию на излюбленных территориях, и «охотой к перемене мест». Эффективность зависит от выдержки, «усидчивости» в каждом случае разработки нового пространства. Боспорский форум в Керчи мне удалось провести трижды, и я долго потом удивлялся, что не получается найти ресурсы на следующий — пока не осознал, что работа Крымского клуба в Москве
