– Но ты ведь был у Ульва перед тем, как мой отец… Я сама помню, ты приехал и сказал, что был у него в Хольмгарде!
– Да. Я был у него в Хольмгарде.
– И он послал тебя к нам.
– Послал. Сказал, что… Он слышал от торговых людей, будто на ваши земли напали викинги. Сванхейд гадала по рунам, и руны ей открыли: придут и новые беды. И он, Ульв, увидел удобный случай возобновить ваше обручение – в обмен на свою помощь.
– Слышал от торговых гостей? И Сванхейд… открыли руны?
Мистина молчал. Эльга подумала, пробуя, не выйдет ли убедить себя, что так оно все и было.
– Ты ему поверил?
– Н-нет, – с явным трудом выдавил Мистина.
Он не хотел говорить ей правду, но звон железа в ее голосе, сказавшем «не лги мне сейчас», холодом отдавался в ушах.
– Почему?
– Потому что я не дурак. Он уже знал, что там у вас происходит. И не от рун. Но я не собирался лезть в его дела. Да он и не стал бы со мной откровенничать. Я мог бы пойти к присяге, что не знаю правды об этом деле. А мои догадки… ничего не докажут.
– И кто теперь знает правду?
– Только Сванхейд.
– А Ингвар?
– Если он не говорил с отцом об этом, когда приехал к нему с Ловати… Я не знаю.
Эльга молчала, и Мистина с досадой повторил:
– Я правда не знаю. Я понимал, что это было грязное и бесчестное дело, и хотел забыть о нем поскорее. А Ингвар… ему ничего такого могло просто не прийти в голову.
Эльга заглянула в свое сердце: верит ли она в это? И поняла: да, верит. Ингвар – человек честный, коварство дается ему с трудом, и подобные мутные дела он перекладывает на побратима. И ум его далеко не так боек. Он поверил, что отцу невесты просто не повезло, потому что сам до такой затеи просто не додумался бы. А додумался бы – постыдился бы.
– А ты веришь, что Ингвар до сих пор об этом не знает?
– Сейчас он знает столько же, сколько ты. Уже два года. С тех пор как этот клюй краснорожий впервые здесь вынырнул. Он еще тогда грозил все это тебе выложить. Не помнишь, как ты в меня рушником швырнула?
– Помню. – Эльга слегка улыбнулась, вспомнив свой тогдашний гнев на мужа и зятя. – Вы здесь из-за чего-то подрались, а из-за чего – не сказали.
– Мы спорили, что с ним делать. Но никак не могли сказать об этом тебе. Но в этом деле уже ничего не поправить. И важнее сейчас другое.
– Ведь если Ульв виноват, то Хельги должен мстить!
– Взгляни-ка на дело с другой стороны. – Мистина взял ее за руку, словно желая покрепче удержать ее внимание. – Почему он два года молчал, а сейчас рассказал тебе?
Эльга немного подумала.
– И почему?
– Сейчас я расскажу тебе кое-что забавное. Ты знаешь, что и Грознята, и Хельги у меня на днях побывали?
– Что Грознята – знаю, твой отец… мне передал… – Эльга запнулась, вспомнив, что именно ей передал Свенельд.
– И оба они хотели одного и того же. Подбить меня на то, чтобы взять тебя в жены и не пускать Ингвара в Киев. А теперь подумай, зачем им обоим это надо?
– Зачем? – помертвевшими губами повторила Эльга, не ожидая ничего хорошего.
– Потому что, если я соглашусь, в Киеве сядет князь не княжьего рода. С Грознятой мы окажемся равны, и он будет уже не воеводой и не малым князем, а просто князем черниговским, мне ничем не обязанным. Чего я ни спрошу с него – он ответит: «А ты кто такой?» И мне будет нечего возразить.
– Но Хельги! Ведь он сам хочет этот стол!
– Само собой. Пока ты – жена Ингвара, Ингвар – здесь князь, а я – его воевода, Хельги в этом пруду ловить нечего. Но если я порву с Ингваром, отниму его жену и стол, выгоню его в Хольмгард… Хельги останется подождать два-три года, пока один из нас убьет другого и сам сдохнет от ран. И ему достанутся все Олеговы земли. По праву причем.
– А я? А Святка?
– Думаю, он не желает тебе и твоему чаду зла, но о вашей судьбе позаботится потом. Когда станет киевским князем сам. У него больше прав, чем у меня и у Ингвара. Пока мы ему мешаем. Но он нашел способ убрать нас нашими же руками. Умно, что сказать!
Эльга хотела спросить, что это за способ, но прикусила язык. Ей ли не знать… в чем Мистина почти против воли оказался соперником побратима и не сумел одолеть искушения.
И если в руках ее честолюбивого брата оказалось такое оружие, то она сама и виновата.
– Но ты…
– Я хочу только его жену, но не его стол. Олегова держава – кусок не по мне. А разделить вас нельзя.
– А когда-то ты хотел…
– За последние шесть лет я поумнел малость. Не заметно? Мне приходится бороться с теми, кто хочет дать мне женщину и княжий стол. А я отказываюсь, потому что понимаю: в тот день, как я вас получу, все не закончится, а только начнется. И сбросит в бездну всех нас и нашу землю. Ты должна оставаться… если не женой Ингвара, то хотя бы его княгиней. До тех пор, пока Святка не вырастет и не возьмет все ваши земли в свои руки сам.
– Значит, я должна молчать? – через какое-то время спросила Эльга.
– Если хочешь доли своему сыну – да.
– А как быть с Хельги?
– Пока ты и я на стороне Ингвара, он нам не опасен.
– Но если он расскажет людям…
– Он не может доказать ничью вину. И я, и Ингвар можем пойти к присяге, что не знаем о вине Ульва. А как он поведет к присяге Сванхейд – я бы поглядел.
Впервые за день Эльга перевела дух. На сердце полегчало: то, что давило тяжелым черным камнем, оказалось лишь тенью.
И теперь она смотрела в лицо Мистине, не в силах отвести глаза. Понятно, почему Хельги и Грозничар надеялись заставить его служить себе: на его месте кто бы устоял? Самая красивая женщина Руси, и киевский стол в придачу! И он любил эту женщину – родичи могли лишь догадываться, но Эльга точно это знала. Но не утратил способности видеть: вздумай он взойти на ее ложе открыто, как победитель и законный муж, лежанка перевернется и сбросит его в погреба глубокие, как в том жутковатом сказании о трех дорогах от камня. И ее, Эльгу,
