Он выкурил косяк и запрокинул голову к небу. В черном, как будто измазанном сажей небе не было звезд. Восемнадцать лет лжи, подумал Винсент. Потом опустил взгляд и увидел, что из темноты на него смотрит зверь.
– Если ты пришел за мной, то очень зря, – предупредил его Винсент. – Я превращу тебя в кролика.
Зверь подошел ближе. Винсент почувствовал у себя на лице его жаркое дыхание. Это был большой черный пес. Немецкая овчарка. Без ошейника и поводка. Пес смотрел на Винсента в упор, в его темных серьезных глазах плясали золотистые искры. Винсент улыбнулся, несмотря на свой мрачный настрой.
– Друг или враг? – спросил он. В ответ пес подал ему лапу. – Какой вежливый, умный пес, – восхищенно проговорил Винсент. – Если у тебя нет имени, я назову тебя Гарри, в честь великого иллюзиониста, мистера Гудини. Мы еще пообщаемся, но не сегодня. Сейчас мне надо идти домой. У меня день рождения.
Пес пошел следом за ним по Шестой авеню. На углу Гринвич-авеню Винсент оглянулся через плечо и резко остановился.
– Если хочешь со мной, то пойдем вместе. И давай поторопимся. Мы опаздываем на ужин.
Френни знала, что у Винсента нет друзей, однако, когда он пришел домой, она услышала, как он разговаривал с кем-то в прихожей. Из любопытства она выглянула в коридор. У двери сидела огромная немецкая овчарка и терпеливо ждала, когда Винсент повесит куртку на вешалку. Мужчин-ведьмаков часто сопровождают черные псы, по крайней мере, так написано в книгах, которые Френни читала в массачусетской библиотеке. Она сразу же поняла, что этот пес был фамильяром Винсента, его двойником и вторым «я». Они с Винсентом составляли единое целое: два существа разных видов с одной душой на двоих.
Следом за Винсентом пес вошел в кухню, где улегся под столом и стал ждать, что будет делать его хозяин. Увидев огромного пса, Грач, черный кот Джет, зашипел, вырвался из рук Джет и умчался на второй этаж от греха подальше. Пес проводил беглеца равнодушным взглядом. Было вполне очевидно, что он не опустится до того, чтобы гоняться за кошками.
– Бедный Грач! – вздохнула Джет. – Не видать ему больше спокойной жизни. И все из-за братца.
– Да, из-за братца одно беспокойство, – пошутила Френни.
– Как будто вы не сходили с ума от счастья, когда я родился. Или вы наняли ту противную няньку специально, чтобы избавиться от меня? Но я вас прощу за кусок шоколадного торта. Ты же испекла торт? – сказал Винсент, пребывавший в несвойственном для него радостном возбуждении. Ему было приятно узнать, что судьба еще может его удивить.
– Сначала скажи, кто твой друг, – улыбнулась Френни.
В качестве подарка брату на день рождения она пожелала, чтобы он не был таким одиноким, и сожгла обмазанную медом бумажку с желанием, чтобы закрепить чары. И вот у Винсента уже появился товарищ.
– Это Гарри. – При звуке своего имени пес поднял голову. – Он будет жить с нами. – Заметив, как сестры переглянулись, Винсент добавил: – С таким сторожем нам не страшны никакие грабители.
– Они нам и так не страшны, – заметила Френни. – Мы же заколдовали дверь. – Но она уже наполнила миску рисом и курицей, чтобы накормить пса. На самом деле она была рада, что у Винсента теперь есть собака; всем известно, что собака – вернейшее противоядие от одиночества и отчуждения. – С днем рождения, Винсент.
Они замечательно провели время за ужином, а потом Винсент сам вызвался вынести мусор – в переулок за домом, где стояли контейнеры. Он шел и насвистывал. В самом деле насвистывал! В конце концов, он никогда не любил свою юность – просто не знал, что с ней делать, – но теперь он становится старше, и, возможно, взросление что-то изменит. Он вдыхал ночной воздух и слушал звуки большого города, которые очень любил: рев сирен вдалеке, смех и звенящие голоса в темных аллеях. На крышке мусорного контейнера от заметил картонную карточку. Чернила выцвели и поблекли, стали почти нечитаемыми, но он все же сумел разобрать надпись. Абракадабра. Древнее арамейское слово, означавшее Что мною сказано, будет сотворено, – самое загадочное и могущественное благословение или проклятие. Начни путь с Бликер-стрит и иди до конца.
Винсент огляделся по сторонам. Рядом не было никого, только темная шелковистая ночь. Но он почувствовал, как его сердце забилось чаще. Он не знал, кто его приглашает, куда и зачем, но понял, что надо идти.
Он вышел из дома, когда сестры отправились спать. Он делал так чуть ли не каждую ночь, но на сей раз все было иначе. Сегодня он не пойдет в «Балагур», чтобы снова напиться в хлам. Выходя на Бликер-стрит, он чувствовал удивительное, непривычное возбуждение, почти ликование. Завернув за угол, Винсент заметил, что на табличке с названием улицы было написано «Херринг-стрит». Так эта улица называлась больше двухсот лет назад, когда здесь жил Томас Пейн. Что-то странное происходило с Нью-Йорком. Прошлое и настоящее слились воедино. Реальное и невозможное перемешались, создавая новое, небывалое пространство и время. Что ж, если так будет отмечен его восемнадцатый день рождения, значит, быть по сему. Сегодня он стал мужчиной. Совершеннолетним дееспособным гражданином по законам штата Нью-Йорк.
Над асфальтом клубился туман, когда Винсент вышел на Гроув-стрит, где в 1809 году умер Томас Пейн. В честь пейновского «Века разума»[8] окрестные улицы получили название общественных добродетелей: улица Искусства, теперь часть Восьмой; улица Науки, впоследствии переименованная в Уэйверли-плейс; и улица Здравомыслия, теперь Барроу-стрит. Только улица Торговли, проходящая между Седьмой авеню и Барроу, сохранила свое изначальное название. Кусочек прошлого, оставшийся в настоящем. Винсент сам не заметил, как свернул в узкую улочку, которую никогда здесь не видел. Наверное, просто не обращал внимания. Улица Ведовства. В конце улочки обнаружился старый деревянно-кирпичный дом с дверным молотком в виде львиной головы. Уже войдя внутрь, Винсент сообразил, что это был частный клуб, однако никто его не окликнул и не остановил.
Он подошел к барной стойке и заказал виски. Человека, присевшего рядом,
