В самом начале долины стоял камень, высотой в десять человеческих ростов. Могоч поставил левую ногу на камень и спросил себя, почему богини судьбы послали его так далеко от территории его племени.
– Убери свою ногу с камня, – сказал ему голос.
Могоч посмотрел вниз и увидел охотника, стоявшего на вершине каменной пирамиды.
– Не уберу, – сказал Могоч.
– Убери ногу с камня, – крикнул ему охотник. – Под ним похоронен храбрый человек.
– Я знаю, – сказал Могоч, но не пошевелился. – Я сам похоронил его. Своими руками я поставил камень на его тело. И этот камень я нашел в своем рту. Смотри! – И Могоч улыбнулся, показав охотнику дыру в зубах.
– Ну, тогда все в порядке, – сказал охотник.
– Спасибо, – сказал Могоч, радуясь, что ему не придется сражаться с этим человеком. – Но какое дело привело тебя на границу Лавондисса?
– Я жду кое-кого, – сказал охотник.
– Ну, – сказал Могоч, – надеюсь, что они не опоздают.
– Да, я уверен, что она не задержится, – сказал охотник и отвернулся от гиганта.
Могоч почесал спину стволом дуба, за ужином съел оленя и все это время думал, зачем богини судьбы послали его в это место. Наконец он ушел, но назвал долину «риса мьюреог», то есть «место, где охотник ждет».
Позже, однако, долину назвали «имарн уклисс», что означает «где девушка вернулась через огонь».
Но это история для другого времени и другого народа.
Конец
Лавондисс. Путешествие в неведомый край
Благодарности
Спасибо Джорджу, Дороти, Дугласу, Мерси и Рите, прекрасным рассказчикам историй.
Вы все недалеко.
О отважнейшая душа моя, Последуешь ли ты за мной в неведомый край, Где нет ни тропки бегущей, ни земли под ногами?
Уолт Уитмен «О отважнейшая душа моя»[32]Часть первая
Старое Запретное Место
Огонь горит в Земле Призрака Птицы. Мои кости тлеют. Я должен идти туда.
Песня шамана. 10 000 лет до нашей эрыБелая Маска
Блестящая луна, низко повисшая над Барроу-Хилл, освещала затянутые снегом поля; казалось, что зимняя земля светится под ее слабым сиянием. Безжизненное, ничем не примечательное место, но и на нем отчетливо выделялась тень темных дубов, ограждавших поля. Далеко от этой тени, рядом с лугом, называвшимся Пни, опять задвигалась призрачная фигура, шедшая по незаметной тропинке через маленький холмик; потом она повернула налево, под защиту деревьев.
Там она остановилась, едва видимая старику, глядевшему на нее из фермы Трактли; она тоже видела его. Темный плащ, лицо закрывал капюшон. Постояв, фигура опять направилась к дому фермера, оставив за собой темный лес. Она сильно горбилась, возможно, из-за рождественского мороза. За ней, на свежем снегу, оставалась глубокая борозда.
Стоя у ворот и ожидая мгновения, которое, он знал, скоро придет, Оуэн Китон услышал, как его внучка заплакала. Он повернулся к темному фасаду дома и прислушался. Сдавленное рыдание; возможно, что-то приснилось. Потом ребенок успокоился.
Китон пересек сад, вошел в теплый дом и стряхнул снег с сапог. Перейдя в гостиную, он ворошил поленья в камине металлической кочергой до тех пор, пока пламя опять не заревело, потом подошел к окну и поглядел на дорогу, ведущую в Теневой Холм, ближайшую к ферме деревню. Издалека доносились слабые звуки рождественских гимнов. Посмотрев на часы, висевшие над камином, он сообразил, что Рождество началось десять минут назад.
Он взглянул на открытую книгу с легендами и народными сказками, лежащую на столе. Замечательная печать, толстая прекрасная бумага, изысканные цветные иллюстрации… Он очень любил ее и поэтому подарил внучке. Образы рыцарей и героев всегда вливали в него энергию, а валлийские имена и названия мест заставляли с тоской вспомнить о потерянных местах и забытых голосах из юности, проведенной в горах Уэльса. Эпические рассказы всегда наполняли его голову звуком битв и военными криками, а также шуршанием деревьев и пением птиц на полянах призрачных лесов.
Но сейчас к книге кое-что добавилось: на полях он написал письмо. Письмо внучке.
Он перевернул страницу к началу письма, к главе, в которой рассказывалось о короле Артуре, и быстро прочитал собственные слова:
Моя дорогая Таллис!
Я уже старый человек, и вот пишу тебе холодным декабрьским вечером. Хотел бы я знать, полюбишь ли ты снег так же сильно, как я? Мне очень жаль, что он может лишить тебя свободы. Снег хранит старые воспоминания. Но ты найдешь правильную дорогу; я знаю, куда ты пойдешь отсюда…
Огонь стал угасать, и Китон задрожал, несмотря на тяжелое пальто, которое он так и не снял. Он поглядел на стену, за которой лежал покрытый снегом сад, ведший в поля и к закутанной в плащ с капюшоном фигуре, приближавшейся к нему. Внезапно ему захотелось закончить письмо, написать последние слова. Его охватила паника, сердце и желудок сжало, рука задрожала, но он все-таки взял ручку. Часы застучали громче, но он подавил желание поглядеть на них; он и без того знал, что осталось так мало времени, всего несколько минут…
Он должен закончить письмо как можно скорее. Наклонившись над листом, он начал заполнять словами узкие поля:
Таллис, мы носим с собой живых призраков, они толпятся на краю зрения. Они мудры, по-своему; мы тоже знали их мудрость, но забыли. Но лес – это мы, а мы – лес! Ты еще поймешь это. Ты узнаешь имена. Ты вдохнешь запах древней зимы, значительно более жестокой, чем этот рождественский снег. Вот тогда ты пойдешь по старой важной дороге. Когда-то я прошел по ней несколько шагов, но они бросили меня…
Он писал, перевертывая страницы, заполнял поля, приписывал свои слова к словам сказок, создавая связь, которая в будущем будет для нее что-то означать.
Закончив, он промокнул чернила носовым платком, потом закрыл книгу, завернул ее в плотную коричневую бумагу и обвязал ленточкой.
На бумаге он написал просто:
Для Таллис. На твой пятый день рождения. От дедушки Оуэна.
Потом опять застегнул пальто и вышел наружу, в холод зимнего вечера. Какое-то время он постоял снаружи, чувствуя себя испуганным и растерянным. Фигура в капюшоне уже пересекла поля и стояла у ворот сада, внимательно разглядывая дом. Китон на мгновение заколебался, потом тяжело зашагал к ней.
Теперь их разделяли только ворота. Тело Китона горело, как в лихорадке, и он дрожал под тяжелым пальто. Капюшон закрывал лицо женщины почти полностью, и он не мог сказать, какая из трех пришла к нему. Она внимательно поглядела на него, вероятно, пытаясь прочесть невысказанные мысли. И перевела взгляд на дом. Из-под шерстяного капюшона сверкнула белая маска.
– Это ты… – прошептал Китон.
Еще две фигуры в капюшонах спустились со склона Барроу-Хилл. Как если бы поняв, что он заметил их, они остановились и исчезли, слившись с белой землей.
– Я начинаю понимать, – сказал он почти горько. – Я начал понимать. Ты
