Джанетт была неподалеку, мерила шагами короткий коридор крыла А. Похоже, теперь она стала старшей бесконвойной. Собственно, она была единственной бесконвойной, однако Джанетт внимательно слушала все, что говорилось на занятиях о жизни после тюрьмы: составляя резюме, очень важно выставлять все свои достижения в лучшем свете и позволить человеку, принимающему решение, самому определить, что имеет значение. Звание старшей бесконвойной принадлежало Джанетт.
Пока четверо оставшихся дежурных патрулировали крылья Б и В, осматривая периметр, доктор Норкросс попросил Джанетт приглядывать за двумя оставшимися заключенными, если ему потребуется отойти.
– Конечно, – ответила Джанетт. – Я не занята. Мебельный цех закрылся.
Работать ей нравилось. Работа отвлекала от ненужных мыслей.
Она шаркала по коридору. Впереди, за тройным зарешеченным окном в западной стене, серело утро. Лужи воды стояли на беговой дорожке. Поля напоминали болота.
– Никогда не любила видеоигры, – сказала Джанетт. Ей потребовалось время, чтобы сформулировать ответ. Она не спала девяносто шесть часов.
– Еще одно свидетельство того, что у тебя прекрасный характер, дорогая.
Тут в дискуссию вступила Энджел, занимавшая соседнюю камеру:
– Прекрасный характер? У Джанетт? Что за чушь. Она завалила своего гребаного мужа, знаешь ли. Зарезала. И не ножом, как сделал бы нормальный человек. Отверткой, так, Джанетт? – Энджел-рэпер исчезла. Энджел-деревенщина вернулась. Джанетт решила, что для рифм Энджел слишком устала. И хорошо. Энджел-деревенщина раздражала меньше и была более (Джанетт порылась в памяти в поисках слова)… более естественной.
– Я знаю, Энджел. И ставлю ей это в заслугу.
– Жаль, что она не позволила мне убить тебя, – сказала Энджел. – Я бы добралась зубами до твоего горла. М-м-м. Знаю, что добралась бы.
– Хочешь поиграть на телефоне, Энджел? Джанетт, если я отдам тебе телефон через щель для подноса, ты отнесешь его Энджел? – примирительно спросила Иви.
Ходили разговоры, что красавица в «мягкой» камере – колдунья или демон. Мотыльки вылетали из ее рта: Джанетт это видела. Но кем бы ни была Иви, едкие насмешки Энджел пробивали ее броню.
– Готова спорить, я бы смогла заставить тебя проглотить этот телефон, – сказала Энджел.
– Спорим, не смогла бы.
– Смогла.
Джанетт остановилась у окна, положила ладонь на стекло и навалилась на него. Она не хотела мечтать о сне – и не могла не мечтать.
Конечно, тюрьмы были и во сне. Столько раз во сне Джанетт ждала, когда ее выпустят из камеры, и это было так же скучно, как ждать наяву. Но сон был также и пляжем, и волны очищали его каждую ночь, смывая все следы, и золу костров, и песочные замки, и пивные банки, и мусор. Эти очищающие волны уносили в глубины все оставленное на берегу. Сон также был Бобби. Он встречал ее в лесу, выросшем на руинах плохого старого мира, и мир становился лучше.
Появится ли Ри в ее сне, ее сновидениях? Дэмиен появлялся, так почему не появиться Ри? Или тем, кто в коконе, ничего не снилось?
Джанетт помнила, как иногда просыпалась, чувствуя себя такой юной, такой сильной и здоровой. «Прямо хоть в драку ввязывайся», – говорила она Бобби, когда он был совсем маленьким. Теперь она не могла представить, что когда-нибудь почувствует себя так же.
Только-только родившись, Бобби ночами крепко ее доставал. «Чего ты хочешь?» – спрашивала она. Он же плакал и плакал. Ей казалось, что он сам не знал, чего хотел, но надеялся, что его мать знает и все исправит. Это самое трудное в материнстве, когда не можешь исправить то, чего не понимаешь.
Джанетт задалась вопросом, а сможет ли она снова заснуть? Вдруг она сломала сонную косточку? Порвала сонную мышцу? Сонное сухожилие? Она чувствовала невероятную сухость в глазах. И язык казался очень большим. Почему она не сдавалась?
Простой вопрос. Потому что не хотела.
Она сдалась Дэмиену, она сдалась наркотикам, и ее жизнь стала именно такой, какой должна была стать по всеобщему мнению. Больше она сдаваться не собиралась. Не желала делать то, чего от нее ждали.
Она решила сосчитать до шестидесяти, сбилась после сорока, вновь начала с единицы и добралась до сотни. Она бросает, она забивает. Давайте просмотрим видеопленку. Как звали того парня, любителя просмотреть видеопленку? Доктор Норкросс вспомнил бы.
Джанетт смотрела на восточную стену, где располагалась металлическая дверь душа и зона дезинсекции. Она пошла к этой двери: правая-левая, правая-левая. На полу сидел на корточках мужчина, кроша травку в папиросную бумагу. За спиной Джанетт Энджел красочно описывала Иви, как сдерет с нее кожу, вырвет ей глаза, поджарит с диким луком и съест. Дикий лук придаст приятный вкус любому дерьму. И так далее, и тому подобное, тон и выговор, злой-злой-злой, сельский-сельский-сельский. Если Джанетт не пыталась сосредоточиться, разговор – все равно какой – напоминал тихий бубнеж радио. Ей все время казалось, что она вот-вот услышит номер, начинающийся с 800.
– Знаешь, Энджел, пожалуй, я не буду делиться с тобой видеоигрой «Растущий город», – сказала Иви, а Джанетт продолжала идти – правой-левой, правой-левой, – сосредоточившись на доске с разноцветными объявлениями около контейнера с «Квеллом». Буквы расплывались, слов она прочитать не могла, но и так знала, что это сообщения о церковных службах, собраниях Анонимных алкоголиков и занятиях художественных кружков, а также напоминания о правилах. На одном листке девушка-эльф танцевала над словами: «У МЕНЯ ПРИМЕРНОЕ ПОВЕДЕНИЕ!» Джанетт остановилась, бросила взгляд на то место, где сидел мужчина. Никого.
– Привет? Эй! Куда ты делся?
– Джанетт? Ты в порядке?
– Само собой. – Джанетт оглянулась на камеру Иви. Эта странная женщина стояла у решетки. На ее лице было меланхолическое выражение – ну разумеется, – какое бывает, когда ты надеешься на что-то не слишком реалистичное, и, конечно, жизнь поступает с твоей надеждой именно так, как всегда поступает с нереалистичными надеждами. Такое выражение бывает у малышей после того, как их поцарапала кошка, но прежде, чем они заплачут. – Я просто подумала… что кого-то увидела.
– Ты начинаешь галлюцинировать. Такое случается, если долго не спать. Тебе нужно лечь, Джанетт. Для тебя будет безопаснее, если ты заснешь до того, как придут мужчины.
Джанетт покачала головой:
– Я не хочу умирать.
– Ты не умрешь. Заснешь, а потом проснешься в другом месте. – Иви просияла. – И станешь свободной.
Когда дело касалось Иви, Джанетт не могла мыслить ясно. Казалось, Иви безумна, но не в том смысле, в каком были безумны те люди, с которыми Джанетт сталкивалась в женской тюрьме Дулинга. Некоторые были настолько близки к тому, чтобы взорваться, что почти тикали. Такой была Энджел. Иви была совсем другой, и не только из-за мотыльков. Иви казалась одухотворенной.
– Что ты знаешь о свободе?
– О свободе я знаю все, – ответила Иви. – Привести пример?
– Если хочешь. – Джанетт вновь рискнула посмотреть на то место, где видела мужчину. Там
