– Какой Дейв? – Лайла с трудом сдержалась, чтобы не встряхнуть своего диспетчера.
Линни хмуро смотрела на свои руки, пытаясь вспомнить.
– Не Дейв, – наконец сказала она. – Фрэнк. Здоровяк. В униформе, но не полицейской. Потом он, правда, переоделся в нашу. Может, Фрэнк Джиархарт?
– Ты про Фрэнка Джиэри? Сотрудника службы по контролю за животными?
– Да, – кивнула Линни. – Джиэри, точно. Боже, какой же он напористый. Словно на важном задании.
Лайла не знала, как расценивать эти новости про Джиэри. Она помнила, что проводила с ним собеседование, но работу получил Дэн Трит. Джиэри как человек произвел хорошее впечатление – быстро соображающий, уверенный, – но его досье с места прежней работы вызвало серьезные сомнения. Он не стеснялся выписывать штрафы, и на него часто жаловались.
– А Терри? Он старший по званию и должен был занять мое место.
– Запил, – ответила Линни. – Пара других помощников шерифа смеялись по этому поводу.
– А что ты…
Линни подняла руку.
– Но перед тем как я заснула, пришли какие-то люди и сказали, что Терри нужно оружие из нашего арсенала. Из-за этой женщины в тюрьме. Со мной говорил тот самый общественный защитник, который, по твоему мнению, похож на Уилла Гарднера из сериала «Хорошая жена».
– Барри Холден? – Лайла ничего не понимала. Женщиной в тюрьме была, конечно же, Иви Блэк, и Барри помог Лайле перевести ее туда, но почему он…
– Да, он. С ним были и другие. В том числе женщина. Думаю, дочь начальника Коутс.
– Этого не может быть. Она работает в округе Колумбия.
– Что ж, может, и не она. К тому времени все было как в тумане. Но я помню Дона Питерса, потому что на прошлый Новый год он пытался облапать меня в «Скрипучем колесе».
– Питерс из тюрьмы? Он был с Барри?
– Нет, он пришел позже. И разозлился, обнаружив, что часть оружия исчезла. «Они взяли все лучшее!» – заявил он. Помнится, с ним был еще какой-то подросток, и этот подросток сказал… Он сказал… – Глаза Линни широко раскрылись. – Он сказал: «А что, если они везут это оружие Норкроссу, в тюрьму? Как мы тогда доберемся до той суки?»
Перед мысленным взором Лайлы возникло перетягивание каната, с Иви Блэк в качестве узла посередине. Каждая команда изо всех сил пыталась ее заполучить.
– Что еще ты помнишь? Подумай, Линни, это важно. – Хотя что она, Лайла, могла сделать, каким бы важным это ни было?
– Ничего. Когда Питерс и этот молодой парень убежали, я заснула. И проснулась здесь. – Она с сомнением огляделась, все еще не уверенная в существовании этого самого «здесь». – Лайла?
– М-м-м?
– А есть тут что-нибудь поесть? Пожалуй, я не умерла, потому что голодна как волк.
– Конечно. – Лайла помогла Линни подняться. – Омлет и тост, как тебе такое предложение?
– Великолепно. Думаю, я смогу съесть полдюжины яиц, а оставшееся место заполнить оладьями.
Но позавтракать Линнетте Марс так и не довелось. Ее последняя трапеза состоялась днем раньше (два вишневых «Поп-тартс», разогретых в микроволновке в комнате отдыха управления шерифа). Когда женщины повернули на Сент-Джордж-стрит, Лайла почувствовала, как рука Линни тает в ее руке. Краем глаза увидела изумленное лицо Линни. А потом не осталось ничего, кроме стайки мотыльков, улетающих в утреннее небо.
Глава 10
1Никогда нельзя сказать, где может начаться угольная жила, говаривал Лоуэлл Грайнер-старший. «Иногда один удар кайлом – вот и вся разница между говном и “Шинолой”[60]» – так он излагал свое мнение. Это мудрое изречение слетело с губ старого чудака в то самое время, когда многие лучшие шахтеры Триокружья маршировали через гребаные джунгли Юго-Восточной Азии, подхватывая тропические язвы и затягиваясь сдобренными героином самокрутками. На ту войну Лоуэлл-старший не попал по причине отсутствия двух пальцев на правой ноге и одного на левой руке.
Мало кто из тех, кому довелось топтать зеленую землю, говорил больше глупостей, чем покойный Лоуэлл Грайнер-старший. Он также верил в НЛО и мстительных лесных духов, принимал за чистую монету пустые обещания угольных компаний. Большой Лоуэлл Грайнер – так его называли, возможно, в честь песни «Большой Джон» старины Джимми Дина. Большой Лоу уже десять лет как лежал в гробу, с полной бутылкой бурбона «Ребел Йелл» и легкими, черными, как уголь, который он добывал.
Его сын Лоуэлл-младший (которого, естественно, звали Маленьким Лоу) с печальным изумлением вспомнил эти слова отца после того, как шериф Лайла Норкросс накрыла его и его старшего брата Мейнарда с десятью килограммами кокаина, горой стимуляторов и всем их оружием. Судя по всему, нить удачи оборвалась, а «Шинола» магическим образом превратилась в говно в тот самый момент, когда команда шерифа воспользовалась тараном, чтобы выбить кухонную дверь старого родового гнезда, фермерского дома на берегу речушки, для которого не годился даже термин «обветшалый».
И хотя Маленький Лоу (чей рост составлял шесть футов один дюйм, а вес – двести сорок фунтов) нисколько не сожалел о содеянном, ему было очень жаль, что все закончилось. В последующие недели, которые он и Мейнард провели в окружной тюрьме в Кофлине, ожидая перевода, большую часть свободного времени Маленький Лоу смаковал былое веселье: спортивные автомобили, на которых они гоняли, красивые дома, в которые вламывались, женщин, которых трахали, многочисленных жлобов, которых избивали, чужаков, пытавшихся браконьерствовать на делянке Грайнеров и теперь лежавших в безымянных могилах среди холмов. Большую часть пяти последних лет они по праву считались серьезными игроками вдоль всего Голубого хребта. Скачка была жаркой, но теперь наступили холода.
По правде говоря, их трахнули во все дырки. У копов была наркота, у копов было оружие, у копов была Китти Макдэвид, которая собиралась показать под присягой, что не раз и не два видела, как Лоуэлл и курьер картеля обменивали упаковки с наличными на пакеты кокаина. Она видела, как он застрелил того болвана из Алабамы, который пытался впарить им фальшивые доллары. У копов была даже C-4, которую братья приберегали к Четвертому июля. (Собирались заложить пластиковую взрывчатку под силосную башню, чтобы посмотреть, взлетит ли она, как ракета с мыса Канаверал.) И хотя скачка выдалась знатной, Лоуэлл не знал, как долго эти воспоминания будут его поддерживать. Мысль о том, что они померкнут и забудутся, вызывала у него депрессию.
Маленький Лоу всерьез думал, что покончит с собой, когда воспоминания иссякнут. Смерти он не боялся. Боялся другого: задохнуться от скуки в какой-нибудь камере, как задохнулся от собственных соплей Большой Лоу, последние годы жизни прикованный к инвалидному креслу и по очереди сосавший «Йелл» и шланг кислородной подушки. А вот недоумок Мейнард вполне мог протянуть в тюрьме несколько десятилетий. Лоуэлла Грайнера-младшего такое не устраивало. Он не желал соглашаться на паршивые карты
