— Спасибо! Спасибо! Спасибо! Я весь твой, Шерези.
— Никому об этом не рассказывай. Судя по тому, что наш с тобой господин осведомлен обо всем, что творится во дворце, здесь у него есть глаза и уши.
— Понятное дело. Но и ты, пожалуйста, никому не говори. Ведь, я уверен, точно такие же глаза и уши поджидают тебя сейчас в казарме.
— Договорились. И еще: уничтожь обломки печати, на случай если кто-нибудь захотел бы их исследовать.
Паж показал стражникам свой пропуск, и я беспрепятственно покинула внутренний круг замка. Время! До заката я должна была успеть провести обряд. Это сплотит нашу дружную четверку, это будет великолепно!
Пройдя хозяйственным двором, я свернула к конюшне, за которой начинались уже казарменные постройки, остановилась, заметив краем глаза какое-то движение, и сразу же получила удар в плечо. Свет померк, мне на голову надели какой-то мешок, рот наполнился пылью и соломенной трухой.
Я согнулась, прижимая к груди фолиант.
Нападавшие действовали в полном молчании. Меня сбили с ног, бок обожгло, кто-то с размаху ударил меня носком сапога. А потом удары посыпались один за другим.
Свернувшись улиткой, я защищала живот. Синяки не смертельны, в отличие, например, от лопнувшей селезенки.
Вскоре нападавшие, видимо, утомились. Один из них встряхнул меня за плечи и прошипел:
— В следующий раз мы выбьем тебе все зубы, маленький подлиза.
Опознать говорящего не было никакой возможности.
Я сделала вид, что лишилась чувств, безвольно свесила голову, подогнула ноги и кулем упала на землю, когда он отпустил мои плечи. Несколько мгновений было тихо. Затем я услышала голос Патрика:
— Басти! Что случилось?
Ленстерец стянул с моей головы мешок, обнял, потом отстранился, разглядывая мое лицо.
— Тебя избили?
— Как видишь. — Улыбаться было больно, нижняя губа треснула и саднила.
— Ты видел нападавших?
— Нет, они постарались, чтобы мне этого не удалось.
— Ты сможешь их опознать? Надо срочно пожаловаться лорду Мармадюку!
— Нет. Не смогу опознать и не буду жаловаться. Это мое дело, Патрик. Лорд-шут не будет разбираться с детскими драками, которые затевают в королевском дворце претенденты. Помоги мне подняться.
— Ничего себе детская драка! — Он поддержал меня за плечи. — Это попытка убийства!
Оливер и Станислас появились из-за угла вместе и слышали последнюю фразу Патрика. Чтобы оценить ситуацию, Оливеру хватило одного взгляда.
— Нашего Цветочка не собирались даже калечить, — холодно сказал великан. — Руки-ноги целы, зубы тоже.
— Зубы мне пообещали выбить в следующий раз.
— Покажи мне этого щедрого господина, и я заставлю его до конца дней питаться жидкой пищей.
— А что тебе еще сказали? — Станислас отряхнул с моего плеча пучок соломы. — Давай найдем какого-нибудь лекаря, чтоб подлечить твои ушибы?
— Само пройдет. — Вот только раздеваться перед лекарем мне сейчас недоставало. — Еще меня обозвали подлизой. Из чего я могу сделать вывод, что экзекуцию над зарвавшимся юнцом провел некто, не столь обласканный вниманием сильных мира сего, как ваш покорный слуга.
— Ты хоть цвета камзолов заметил?
— Нет!
Ноги дрожали, и я не возражала против того, что Патрик приобнял меня и прижал к себе. Так стоять было легче.
— Тебе нельзя ходить одному. — Ленстерец убрал с моего лба непослушный локон. — Теперь тебя будет сопровождать один из нас.
— Вы не сможете быть со мной постоянно.
— Сможем, мы ведь друзья.
Изумрудные глаза Патрика смотрели на меня с такой нежностью, что внутри что-то сжималось в сладкой истоме. Тысяча фаханов, соберись, Шерези! Ты же мужик!
— Друзья. — Я отступила на шаг и подняла перед грудью лиловый фолиант. — Мне кажется, что настало время скрепить нашу дружбу обрядом.
— Красивый цвет, — сказал Станислас, прищурившись, — его еще называют адамантовым.
— Цветочек, у тебя хватило ума во время драки прикрыть этой книжищей свои бубенцы? — спросил Оливер.
— Каким обрядом? — Патрик, как самый умный из нас, сразу ухватил суть.
Я, захлебываясь от возбуждения, все рассказала.
— Красиво, — решил Станислас. — Об этом можно будет написать трогательно-возвышенную балладу.
Я достала из кармана кристаллы:
— Не будем терять времени. Лорд наш Солнце почти зашло, мы должны произнести слова клятвы пред ликом его.
Это действительно было красиво. Камни светились в наших раскрытых ладонях, я нараспев произносила слова, каждое из которых было подхвачено еще тремя голосами. Честь, Благородство, Отвага и Верность приняли наше посвящение, и лорд Солнце лучами своими золотил наши серьезные лица. Мы обещали быть заодно что бы ни случилось, вместе, навсегда.
А потом меня отвели в казарму. Потому что воодушевление, вызванное клятвой, понемногу спадало и я стала чувствовать боль и невероятную усталость. Оливер, как самый опытный в драках, сказал, что если ночью моя душа не отойдет в чертоги Спящего, то ничего важного не задето. Станислас еще что-то говорил о лекарях. А Патрик просто довел меня до моей кровати и, дождавшись, когда я стяну верхнюю одежду и упаду на постель, накрыл меня с головой одеялом.
— До отбоя еще несколько часов, но я прослежу, чтоб тебя никто не потревожил, — пообещал он мне, засовывая под подушку фолиант.
— Мне нужно вернуть и камни.
— Я завернул их в платок, они рядом с книгой.
— Спасибо, друг, — с чувством прошептала я и отключилась.
Проснулась в абсолютной темноте, кто-то все же прикрыл окно ставнями и в спальню не проникало ни лучика света. Вокруг сопели, ворочались, храпели и источали разные не всегда аппетитные ароматы несколько десятков мужчин. Но разбудило меня вовсе не это. Разбудил меня мой собственный стон. Мне было больно. До тошноты, до обморока. Болело плечо, и бок, и лодыжка, в висках будто поселилась стайка трудолюбивых дятлов, болело даже пересохшее горло.
Пить… Мне срочно нужно сделать хотя бы один глоток.
Моего лба коснулась прохладная ладонь.
— Патрик?
Он не ответил, переместил руку на затылок, слегка потянул за волосы, заставив запрокинуть голову, и прислонил к моим губам горлышко фляги.
В рот полилась тонкая струйка прохладной жидкости,
