– Маркус, – велел я, – давай вверх… а потом с некоторой поспешностью на северо-северо-запад… нет, лучше я пальцем, а то у меня северо-северо-запад может быть не совсем как бы вот географически академическим, из меня еще тот капитан Кук…
Жанна-Антуанетта застыла с закрытыми глазами, я обнял ее за плечи чисто по-отечески, как все мужчины обязаны относиться к женщинам, она в ответ прижалась тоже без интимного подтекста, как лоза прижимается к дубу и начинает всползать на него, потому что мы, дубы, надежная опора для всех, кто ищет защиты и покровительства.
Я чувствовал ее теплое тело, но сам весь сосредоточился на лоцманировании, проводя Маркуса по вроде бы несложному маршруту, что нужно удержать в мозгу, а он у меня какой-то своевольный, как у всякой богато одаренной поэтической натуры.
Маркус, чувствую, прислушивается ко мне, стараясь понять мои смутные желания, где мощные дремучие инстинкты гасят чистый, но слабенький писк гегелевского разума.
Я с усилием остановил устремившийся вниз поток крови, развернулся взад, большим напряжением воли восстановил в памяти карту империи.
– Вот так, Маркус, – сказал я, – давай, дружище, я тебя люблю… У нас задача не из простых, но все же… Давай поднимемся ввысь… чтобы аж над планетой… Что такое планета в моем понятии, уже знаешь.
Жанна-Антуанетта, бледная и вздрагивающая, закрыла глаза и прошептала:
– Можно я не буду смотреть на этот ужас? Оказывается, я боюсь высоты…
– Конечно, – воскликнул я. – Можете смотреть на меня и любоваться, сколько влезет. Даже денег за это не возьму… Да вы садитесь…
Маркус, реагируя на мою картинку в памяти насчет роскошного кресла, понял суть и выдвинул из стены за спиной Жанны-Антуанетты некоторое подобие приставного сиденья, какие встречаются в тамбуре плацкартных поездов в российской глубинке.
Я взял за плечи Жанну-Антуанетту, усадил ее на стульчик и отступил, убрав руки.
Она с минуту сидела так, но ощупала, не глядя, на чем это сидит, вскочила в ужасе.
– Этого здесь не было!
– Весь мир для женщин, – сказал я галантно, – даже мы, цари природы, для вас. Маркус подал вам стул! Разве не льстит?
Она оглянулась, а сиденье за это время стало чуть удобнее, появились и приподнялись широкие подлокотники.
– Садитесь, – сказал я.
– Ни за что, – ответила она. – Я его боюсь.
За широкими иллюминаторами уже чернота, но внизу сверкающая поверхность огромной планеты, что для Жанны-Антуанетты пока непонятное.
Маркус неспешно двигается в пространстве, словно плывет, точнее, его несет некое надгольфстримное течение, но это он выполняет мое желание всматриваться в белоснежную поверхность, выискивая разрывы в плотном одеяле облаков.
Пожалуй, только сейчас появляется возможность набросать полную карту планеты, если, конечно, облака вдруг растворятся. А сделать когда-то надо, а то ни на Севере, ни на Юге не обнаружил в письменных источниках даже намеков на Запад или Восток. Словно их и не существует. Но, думаю, если там даже не окажется крупных материков, чего просто не может быть в океане на половину планеты, то обнаружу множество островов разной величины и размера…
Глава 11
Бобик прибежал, взглянул издали с вопросом в больших серьезных глазах, я покачал головой, дескать, ничего, все так же, и он тут же ринулся обратно.
Жанна-Антуанетта старается не шевелиться и даже не поворачивать головы, глаза устремлены в одну точку. Я с раскаянием подумал, что зря все-таки поддался ее слезам и взял с собой, слезы – выработанный эволюцией женщины механизм давления, а то и выживания, но я щас не самец, а государственный деятель, потому должен вести себя соответственно.
– У нас у детстве куры были, – сообщил я самым доброжелательным голосом, – мараны с голубыми яйцами… Нет, у маранов красные и багровые, а голубые несли арауканы. Есть еще амерауканы, тоже с голубыми яйцами… Бабушка любила их опекать, яйца такие же ярко-голубые, как ваши волосы, маркиза!.. В скорлупе, оказывается, много билирубина… А у вас тоже билирубин?
Она вздрогнула, завороженная потоком моих слов.
– Ваше величество?.. Нет, у меня от рождения. Говорят, бывает, хотя еще не встречала. Но по летописям восемнадцать веков назад был герцог Коригалант с ярко-голубыми волосами…
– Мутант, – сказал я со знанием сути, – урод. Это значит, уродился таким красавцем!.. Наверное, ваш предок. Как-нибудь секвенируем ваш геном, как только научимся это делать. Все-таки это же счастье родиться с голубыми волосами!
Она слабо заулыбалась, на бледные щеки начал возвращаться слабый румянец, мараны и арауканы отвлекли, особенно, думаю, амерауканы постарались, даже название породы красивое. По моему тону поняла, что сравниваю с чем-то элитным, а комплименты на женщину действуют, как теплый дождик на скукоженный цветок. Тем более я сравнил ее не с розой или чем-то привычным, а с неведомым, а это вштыривает шибче.
Все еще с улыбкой на губах, она повела глазами по сторонам и сразу с ужасом уставилась в окно.
– Ой, что там такое страшное внизу?
– Не такое уж и страшное, – пробормотал я. – Наша планета вообще-то ничего так…
– Что за планета?
– Земля, – пояснил я ласково. – На которой живем. Да, вообще-то она круглая, как дура, но все равно ее обижать нельзя. Хоть мы и сверху… Если сидеть не хотите… может, возляжете?
Она взглянула с вопросом в очень серьезных глазах:
– Ваше величество?
– Вы хрупкая женщина, – сказал я с чувством. – Я сам виноват, позволил вам по своей слабости пойти со мной!.. А кому я попутчик? Ни души не шагает рядом.
Над далекой поверхностью планеты нечто блеснуло в лучах солнца. Я сказал торопливо:
– Маркус, снижаемся… Теперь левее…
Исполинская громада Багровой Звезды Зла двигается по моим ощущениям с легкостью бабочки-капустницы.
Замеченная мною блестка быстро выросла в размерах, укрупнилась. Даже не всматриваясь, я различил выступающие над корпусом детали, а когда приблизились, понял, что самого корпуса, как основы, нет, а есть сложное соединение громадных конструкций из металла. Хотя это, скорее всего, не металл вовсе, само сооружение сложное и непонятное, словно строили не люди, а пауки или муравьи-древоточцы, а то и вовсе кампонотусы.
Хотя пауки строят очень понятную и красивую паутину, муравьи тоже воздвигают шедевры, все-таки у нас с ними один корень, одна аминокислота, а здесь абсолютно чуждая логика…
Пока я всматривался и мыслил, скайбагер медленно вырастал в размерах, а Маркус по моей молчаливой команде завис на комфортной для разглядывания высоте, затем пошел в сторону, открывая взгляду все новые конструкции.
За спиной послышался приближающийся топот, Бобик примчался, как черный ураган, шумно и часто дыша, язык вывалил, широкий и огненно-красный, в глазах понятный восторг исследователя.
– Остынь, – сказал я упавшим голосом.
Сердце сжалось, конструкция изломана самым зверским образом, словно изящная игрушка попала в ковш пресспакета, что изломал все, но бросил
