Этот поизящнее, так бы и не догадался о его предназначении, если бы не держал более грубую модель в руках раньше. И, конечно, встроен в виде снимаемой пряжки в пояс монтажника, так это выглядит, хотя сам по себе пояс смотрится как произведение искусства, с той лишь разницей, что здесь все функционально приспособлено для работы.
Думаю, эти красивые кольца и бляхи, покрывающие пояс смыкающимися чешуйками, работают как плоскогубцы, резаки и прочие необходимые вещи ремонтника, но рисковать и проверять пока не буду. Во всяком случае в присутствии Жанны-Антуанетты, ибо мужчина должен быть непокобелим и победоносен хотя бы с виду.
Жанна-Антуанетта, несмотря на усталость, сидит с прямой спиной, снова испуганная и напряженная, что и понятно, я пропал из поля зрения. Дверь хоть и в пяти шагах, но меня не видно, страшно.
Однако чуть посвежела, крепкий кофе и пирожные поспособствовали, по себе знаю. Что бы ни говорили о нас, но мужчины тоже любят нежные и сладкие пирожные. Возможно, даже больше женщин, нам же нужно больше силы на тот случай, если снова спасать мир.
Она издали вперила взгляд в пояс монтажника, как я его называю, он все еще в моей руке, но, не говоря ни слова, поднялась навстречу и присела в глубоком поклоне. Я заглянул в вырез ее платья, это можно не делать, если женская голова почтительно склонена, но Жанна-Антуанетта присела с прямой спиной и не отрывая взгляда от моего лица, потому я сперва посмотрел на выступающие из-за края платья нежнейшие полушария, так надо, сделал вид, что впечатлен, мне это ничего не стоит, а женщинам приятно, лишь потом взглянул ей в глаза.
– Маркиза?.. Встаньте, пожалуйста.
Она красиво выпрямилась, ее глаза дивного фиолетового цвета вперили в меня требовательный взгляд.
– Что насчет Антуана?
– Пока не отыскал, – сообщил я. – Но корабль велик.
– Но вы чем-то удовлетворены, – заметила она.
– Здесь есть чем поживиться, – сообщил я, но тут же уточнил с достоинством: – Правда, не для императора. Императоры по мелочам не грабят.
– Я отдохнула, – сказала она. – Ваше величество, я постараюсь не отстать.
– А я постараюсь умерить шаг, – сказал я с галантерейностью. – Итак, продолжим рейд по этой небесной гробнице Тамонхаима.
Она указала взглядом на пояс в моей руке:
– Это ваша добыча? Что-то ценное?
– Сувенир, – ответил я небрежно. – Новинка сезона, – объяснил я. – Мода такая. Не ясно зачем, но вот…
Она спросила удивленно:
– Как зачем? Для красоты!.. И чтоб не так, как у других.
Она послушно пошла следом, как молодой козленок за большой и лохматой мамой. Я слышал цокот ее каблучков, но не оглядывался.
Пояс после ряда безуспешных попыток сумел застегнуть поверх своего ремня, но все равно сползает, зараза, и тяжелый, как пудовая гиря.
Космическая станция огромна, вижу туннели, что ведут в сторону, но если буду вот так исследовать все дороги и помещения, застряну на месяц, а то и больше.
Жанна-Антуанетта за спиной пискнула:
– Ваше величество?
– Да-да, – ответил я мужественным голосом, – я знаю, что делаю. Доверьтесь мне, маркиза.
Глава 14
Она послушно останавливалась, когда я распахивал двери, заглядывал и, если такая же, как и предыдущая, оставлял комнату открытой настежь, это чтобы не заглядывать снова, если вдруг заблужусь в этом лабиринте, и торопливо переходил к следующей.
Все же при всей настороженности слышу, как Жанна-Антуанетта часто-часто стучит каблучками за спиной, страшась и приблизиться к распахиваемым дверям, откуда может с ревом выпрыгнуть что-то ужасное, и еще больше ужасаясь возможности отстать от такого странноватого императора, что хоть и дуб, но за таким можно спрятаться.
– Все путем, – приговаривал я бодро, – все как бы да, маркиза, все хорошо, все хорошо…
– Да, – сказала она музыкально дрожащим голоском, – если это для вас хорошо, то что тогда плохо…
– Мы с вами вырвались из скучной действительности, – пояснил я, – и теперь романтично роемся в огромной чужой могиле!.. Это красиво называется археологией.
– Ваше величество, – сказала она плаксиво, – это вы так странно утешаете? Мне еще страшнее.
– Устали? – спросил я с сочувствием. – Вы как бы хрупкая женщина, да?
Она ответила с решительностью, так контрастирующей с ее кукольным личиком:
– Ваше величество, я все вынесу, пока работаете над спасением моего мужа!
Я заверил жирным голосом:
– Да, маркиза, я делаю все на свете, чтобы спасти вашего мужа!.. Вот каждую минуту останавливаюсь и строго спрашиваю себя, как подобает императору: все ли уже сделал, чтобы спасти мужа Жанны-Антуанетты?.. И каждый раз говорю себе твердо: нет, надо еще больше приложить усилий и ревностности!
Она прижала кулачки к груди, глядя на меня такими благодарными глазами, что стало как бы чуточку неловко.
– Ах, ваше величество!
Я сказал благосклонно:
– Ладно-ладно, потом отблагодарите, если не забудете, я что-то слыхал насчет девичьей памяти, только не помню что.
Вселенная, сказал громко, но про себя, создана для человека, что так естественно, и человек развивается по ее законам. В скайбагере, каким бы ни казался чуждым, все та же логика и те же законы, что управляли нами еще с тех времен, когда были не то что питекантропами, а даже не амебами, а лишь сгустками космической пыли.
Не вдаваясь в детали, там все непонятно, мне все же удается здесь схватывать ситуацию в целом, получается. Когда прошел через очередное помещение с исполинскими машинами, а дальше открылся почти узнаваемый зал со столами, повернутыми полукругом в одну сторону, я понял, что это и есть капитанский мостик, хотя он не капитанский и не мостик, как морская свинка не морская и совсем не свинка.
Жанна-Антуанетта, судя по ее виду, близка к обмороку, в лице ни кровинки, глаза настолько трагически расширены, что не уверен, что видит что-то еще кроме моей спины.
– Маркиза, – сказал я с сочувствием, – на вас лица нет, а это недопустимо, ибо вы и есть оно самое империи!.. Присядьте вот здесь, ишь кресел наставили… Высшие чины покурить сюда выходили?.. Видите, вон там дверь распахнута?.. Хотя нет, ее вообще там и не было. Проверю, что там не так красиво лежит, как мы любим, и вернусь.
Она взглянула на меня с благодарностью.
– Спасибо, – ответила совсем бесцветным голосом, явно из последних сил, – ваше величество. Я переоценила себя, простите!
Я отмахнулся:
– Пустяки. Вы рассчитывали, что буду вести себя по-императорски, а я вот не жду, когда мне подадут прямо к трону… В этом неустроенном мире многое приходится делать самому, чтобы оставаться человеком. Отдохните. И не волнуйтесь, здесь ни врагов, ни друзей.
Она все еще смотрела умоляюще, но я нажал на ее хрупкие плечики, она послушно опустилась в глубокое и просторное кресло, где даже Рокгаллер чувствовал бы себя вполне.
– Возвращайтесь быстрее, – проговорила она умоляюще в спину.
– Как только, – ответил я, – так сразу. Всегда мы уходим, когда над землею бушует весна…
Она спросила испуганно:
– Весна? Где
