– Погоди! – крикнула я. Мальчишка остановился как вкопанный. Я еще раз опасливо оглянулась на окно – пусто. – Погоди.
Бридж, 1865– Мейбл? Мейбл, могу я войти? – Элси толкнула дверь.
После того, как мансарду заперли, а дом опустел, служанки перебрались спать в гостевые комнаты западного крыла, на третий этаж. Это были скромные, но милые комнатки. Полы были застланы синими коврами. Небольшие литографии на стенах создавали ощущение домашнего уюта. Чудесное, удобное место для девушек, привыкших к суровой жизни в работном доме. Мало где прислугу разместили бы с таким комфортом, но Мейбл с испуганным видом сидела на кровати, подобрав ноги и натянув одеяло до подбородка. Лицо ее было искажено ужасом.
– Мейбл?
– Ой, это вы, мэм! – воскликнула она. Зрачки ее медленно сузились до нормальной величины. – Извините. Что-то я запуталась со сна и подумала, что вы это… Я задремала.
– Прости. Я не хотела тебя напугать, – Элси присела на краешек кровати. – Как ты себя чувствуешь?
Мейбл сморщила нос и провела рукой по взъерошенным темным волосам.
– Мне тут не по себе, мэм. Неудобно вам такое говорить, но от страха у меня прям живот сводит.
– Должна признаться, я и сама чувствую себя… странно, – Элси опустила глаза. Странно – мягко сказано. Выражаясь точнее, она была растерянна, чувствовала себя беззащитной, уязвимой. Страх совершенно выбивает человека из колеи – Элси уже успела об этом забыть. – Я собираюсь вызвать сюда врача. В твою рану на щиколотке, возможно, попала инфекция.
– Меня не инфекция так пугает. Я же видела.
– Я уверена, что знаю, что ты видела, – Элси помолчала. Воспоминание вернулось и обожгло, как огнем. Она снова увидела это: красные глаза и сухие, потрескавшиеся губы. – Мейбл, моя матушка умерла от тифа. Ты об этом знала?
Мейбл молча кивнула.
– Бедная. Какой у нее был жар. Я как-то раз потрогала ее лоб и… – у нее дрогнул голос, – мне показалось, что она сгорает заживо, изнутри. – Ноги Мейбл дернулись под простыней. – Она страдала телесно, и это само по себе ужасно. Но еще сильнее были ее страдания другого рода – у нее были видения. Не хочу вдаваться в подробности. Болезнь заставляла ее видеть демонов, летающих по комнате. Она видела их ясно как день, но на самом деле их не было. Я постоянно сидела рядом с маменькой. Ничего такого в комнате не было. Но для нее все это было очень, очень реально.
– Я не схожу с ума, мэм. И лихорадки у меня нет.
– Нет, – Элси сложила на груди руки и попыталась успокоиться. Образ матери продолжал пылать перед ее мысленным взором. – И все же я бы хотела все-все как следует проверить. Просто на всякий случай. А пока Хелен возьмет на себя твою работу по дому, а если нужно, ей поможет Сара.
– Я не могу сидеть здесь совсем одна, мэм, ничего не делать – и думать всякое.
Элси на минуту задумалась. По всей вероятности, ей передалось великодушие миссис Холт, потому что ее вдруг осенила неожиданная мысль.
Она может и должна дать Мейбл надежду на лучшее будущее, чем то, что обычно ждет девушек из работного дома!
Перспектива доверить Мейбл маленького ребенка по-прежнему пугала. Но, возможно, если сейчас Элси не пожалеет времени для этой служанки, то сумеет исправить ее до того, как родится малыш. Просвещение – разве не о нем говорил мистер Андервуд?
Элси перевела дух и решительно приступила к разговору.
– А скажи, не хочешь ли ты обучиться более тонкому ремеслу, когда оправишься от раны? Я веду речь о работе, не такой трудной физически.
– Это какой же, мэм?
У Элси свело скулы, а рот будто наполнился ржавыми железками, но она справилась с собой – сумела изобразить милейшую улыбку и прощебетать:
– Мне нужна камеристка.
– Чего, мэм?
– Камеристка. Личная горничная, чтобы причесывать меня и укладывать волосы. Приносить мне завтрак, выливать воду после умывания. Да, еще уборка и починка платья. Скажи, это ведь ты отчистила грязь с моего бомбазинового платья в день моего приезда?
– Да, мэм. Ух и грязи на нем было, как на поросенке.
Это замечание Элси пропустила мимо ушей.
– Хорошо. Значит, ты работаешь с усердием. Так что же, хочешь стать камеристкой, Мейбл? Я всему научу тебя, и в будущем ты всегда сможешь получить хорошее место. Умелой и образованной девушке не обязательно прозябать всю жизнь в Бридже.
У Мейбл взволнованно затрепетали ресницы.
– Ухаживать за вашей одеждой и чистить украшения? И ваше брильянтовое ожерелье?
– Да.
– Камеристка при леди, – восхищенно протянула Мейбл. – Это ж одна из них, правда? Одна из этаких штучек, про которых говорит Хелен?
– Это старшая прислуга, да. Куда выше твоего нынешнего положения.
Мейбл широко заулыбалась, начисто забыв о своих страхах.
– Тогда ладно, мэм. Я согласна.
Больница Св. ИосифаЭти лекарства были сильнее прежних. Ковыляя по коридору следом за доктором Шефердом, она чувствовала, как они всасываются в кровь.
Перед глазами мелькали лица, предметы. Куда бы она ни повернулась, повсюду одно – изумленно отвисшие челюсти и слюнявые рты идиотов. Они визжали, как ведьмы, приближались, закрывая ей поле зрения, потом уносились прочь. Отталкивающие, мерзкие фантомы, они так же неотступно преследовали ее, как и зловонный запах мочи.
– Это очень и очень благотворно, вы со мной согласны? – заговорил доктор. – Прогулка улучшает кровообращение. Я не понимаю, почему вы не должны пользоваться теми же возможностями, что и другие пациенты, под моим присмотром. В конце концов, ни одно из выдвинутых против вас обвинений пока не доказано.
Ах, эти его «благотворные» предписания. Они больше походили на кару, чем на поощрение. Заключение не было для нее наказанием: она страдала от людей, находящихся рядом. Хуже всего были умалишенные: они без умолку несли какой-то вздор, бормотали и стенали. Некоторые даже не могли контролировать свое мочеиспускание. Именно поэтому она запустила своим ужином в какую-то старуху, а заодно тарелкой поставила нянечке синяк под глазом. Ничего личного. Единственным для нее способом вернуть свое личное пространство и спокойный сон было прослыть «опасной». Это означало несколько дней в темном, тесном карцере, но зато и более сильные препараты. Честный обмен, думала она.
– Но я должен позаботиться о том, чтобы вы не слишком сильно утомлялись. Я надеялся, что после вашего возвращения в палату с грифельной доской мы сможем немного поболтать, а, миссис Бейнбридж? Вам это по душе?
По душе? Она давно заметила, что ему свойственны подобные выражения, нацеленные на то, чтобы пробудить в ней общительность и мягкость. Если, конечно, они в ней еще оставались.
Она ориентировалась по запахам. Горелая овсянка подсказала, что они приближаются к
