– А крови что-то не видать.
– Ну, так натечет еще. Пока, должно быть, в доспех стекает. Вон его как расплющило.
Шипение в ушах. Приглушенные голоса. Рвущая боль.
– Где расплющило? Ты видишь хоть одну пробоину?
Он почувствовал, как над ним кто-то склонился. Глаза открывать не стал. Из предосторожности. Да и не очень-то хотелось. Железный щелчок – открылся шлем. Хорошо хоть, того, кто нагнулся, а не его. Тяжелое дыхание.
– Да какого одноглазого ты всматриваешься в этот труп? – третий голос. Командный и очень недовольный. – Поцелуй его еще! Сомневаешься, что мертв, так пулю всади.
Как бы Тверд сейчас ни умирал, торопить этот процесс не собирался. Шевельнул пальцами. Оказалось – пустыми. Видать, самострел с красным лучом прицела отлетел куда-то в сторону, а выяснять, куда именно, возможности не было.
Зато оставался другой. Короткий. В специально пристегнутом к ноге чехле, который Прок называл чудно. Кажется, как змею. Коброй, что ли…
Тверд терпеливо, стараясь никак не выдать того, что пришел в себя, ждал. Ждал, когда этот нордский урод разожмет защелки и стянет с его головы измятый шлем, дергая и теребя разламывающуюся от боли башку так, словно не выстрелить в нее собирался, а оторвать. И как только голова ощутила легкость, а лицо – приятно мазнувшую по нему прохладу, он разлепил веки и глянул прямо в удивленные глаза поганца. У того было какое-то по-бабьи ухоженное лицо, совсем не как у настоящего викинга, и аккуратно постриженная бородка.
– Да он… – выдохнула пародия на нурманна.
Ожившая шуйца Тверда довершила начатое. Кулак стиснул рифленую рукоять самострела, в долю мгновения вырвал его из чехла и направил в лицо врага.
– …жив.
Гром выстрела разорвал голову новой вспышкой боли. Но не так, конечно, как башку норда. Того откинуло назад, обдав лицо кентарха липким и теплым. Утирать эту гадость было совсем недосуг. Свалившись набок, Тверд выставил вперед руку с зажатым пистолетом, даже не пытаясь сквозь застилающую глаза муть разглядеть, где находятся остальные вои, полностью полагаясь на «чутье» шуйцы.
И она вновь не подвела.
Пистолет, как называл этот обрубок все тот же Прок, оглушительно бахнул, выплевывая в короткой огненной вспышке очередной осколок смерти. Первый выстрел раскровянил дернувшуюся вверх руку нурманна с зажатым в ней цевьем автомата. Второй заглушил короткий вскрик, разорвав норду с бритыми налысо висками горло. Булькая, хрипя и зажимая страшную рану выбросившими оружие пальцами, он с полными ужаса глазами грохнулся на колени.
Третий стрелок порскнул за стойку с прислоненной к ней куче ломаных клинков. Отправленная в него пуля цвиркнула о железо и отрикошетила в стену. Следующая дело не поправила – вместо того чтобы громыхнуть, выпустив ее во врага, пистолет сухо щелкнул.
– Ну, все, гад, – норд вскочил на ноги, с перекошенной ненавистью рожей направляя свое оружие в Тверда. Но сразу не выстрелил – вынужден был отбивать стволом своего автомата брошенный в его голову бесполезный пустой пистолет.
– И это все? – не удержался он от соблазна поглумиться над без двух секунд мертвым врагом.
Лучше бы стрелял сразу.
Тесак, вырванный из ножен на поясе за спиной, с сочным хряском врубился ему прямо в переносицу. Прямо по рукоять. Нурман молчаливой скалой рухнул навзничь на верстак, переворачивая его и заваливая свое тело ворохом оглушительно грохочущего железа.
– Теперь – все, – разлепил плотно стиснутые губы Тверд, тяжело облокачиваясь на стену и с трудом поднимаясь на ноги.
Он еще раз взглянул на свой шлем, так и оставшийся зажатым в руке застреленного им первого врага. Непохоже было, что его можно было снова надеть. А судя по тому, как переполошились эти покойники, уяснив, что за шлем нацепил на себя Тверд, у них были другие. Без такого чудесного наведения на цель.
Воевода резервного полка тяжело вздохнул, поднимая с пола оброненный автомат. Красная струйка света по-прежнему продолжала тянуться из-под его ствола. Видимо, теперь ему оставалось полагаться только на нее.
Впрочем, тоже неплохо.
Хотя бы жив.
* * *Лестница, ведущая от двери вниз, показалась бесконечной. Поворотов и переходов, спускаясь по ней в темную неизвестность, ему под ноги легло такое множество, что он перестал даже их считать. И когда уже уверился в том, что она бесконечна и ведет во владения самого Чернобога, впереди вдруг появилось далекое пятно света. Словно выход в другой, более солнечный и теплый, чем этот, мир.
Когда добрался наконец до двери, из которой лился свет, понял, что засады тут не было. Но попенять себе за излишнюю осторожность позабыл, ошалевшими глазами уставившись на дверь. На железную дверь, толщина которой едва ли не достигала его собственного объема. А самое главное – она была лишь небольшой калиткой в огромных, исполинских воротах, перегородивших, казалось, вход в еще один город.
И сколько железа ушло на их изготовление, жутко было даже представить. Не говоря уже о том, каких размеров должна была быть кузня, где сработали такое исполинское чудо.
Шагнув через высокий порог, он услышал возню. Судя по лязгу, звону и сиплым хрипам – это был двобой. Бросившись вперед, он пронесся через освещенный такими же лампами, что заливали ровным светом Проков схрон под Киевом, простучал сапогами по закрученной спиралью железной лестнице, ведущей еще дальше вниз, и вылетел в огромных размеров зал, лишь немногим уступающий масштабами рыночной площади перед вынесенными воротами Палат. Зал этот был заставлен ларями, могучими и поменьше, большущими тюками, рядами многоуровневых железных полок, верхние ярусы которых терялись где-то под потолком, завален в буквальном смысле горами строительного леса. Многие конструкции, предназначенные явно для хранения чего-то, зияли сиротливой пустотой. Иные и вовсе были изломаны, топорщась вывороченными ребрами и прочими свойственными мебели суставами. Ровный свет, льющийся с потолка, поганила какая-то одна мигающая лампа, которая изредка шипела, пыхтела и, судя по звуку, даже плевалась. Прямо как настоящий факел.
И в этом неживом мерцании особенно жутко смотрелись разбросанные повсюду тела. Здесь валялись вперемешку и норды, и гильдийцы. Не меньше нескольких десятков человек, если судить на первый взгляд. Присмотревшись еще немного, он понял, что полыхнувшая здесь перестрелка, судя по количеству щерящихся отовсюду отверстий от пуль, по своему размаху мало чем отличалась от настоящей, полноценной войны.
Крадясь с самострелом наперевес, он пересек почти всю эту исполинскую подземную нору. И вылетел на выложенную гладкой каменной кладкой мостовую. Была она длинна, но не особо широка – круто обрывалась под прямым углом праворуч и тянулась куда-то вдаль аккурат вдоль этого обрыва. Не удержавшись, глянул вниз. Не глубоко. Сажени две-три. А
