Зарев чувствовал необычайный душевный подъем – полученная информация позволяла провести невиданную, небывалую для Красногальского подполья акцию: захватить – без шума и жертв – не кого-нибудь, а жандармского поручика! Это вам не бывшую комсомолку в сквере вздернуть, жандармский поручик у имперцев к армейскому подполковнику приравнивается, или к комбату, если мерить в званиях Союза…
«Захват вражеского обер-офицера», – вот какими словами это прописано в статусе ордена Красного Знамени… Или Красной Звезды? Неважно, орден есть орден…
Зарев был передовиком соцсоревнования и не жалел ни себя, ни бригаду ради короткого удовольствия подняться под аплодисменты на сцену и получить очередной вымпел…
Но в сравнении с орденом любой вымпел – всего лишь треугольная красная тряпочка. А орден в монацитовой грумантской шахте светит далеко не каждому: только лучшим из лучших и лишь в конце недолгой трудовой биографии… Или чуть раньше, но посмертно, – если повезет и погибнешь при аварии, спасая товарищей.
Он чувствовал себя, как альпинист, наконец-то вскарабкавшийся на заветную вершину. Перспективы казались необозримыми, тело легким и способным к полету.
На мертвеца с глубоко ушедшей в глазницу вилкой Зарев внимания не обращал, почти забыв про него… Он был уверен, что все его возбуждение и воодушевление вызвано исключительно перспективой захватить жандарма и получить заслуженную награду. Чем же еще?
На самом деле Зарев Дорохов стоял, фигурально выражаясь, не на вершине горы, но возле самой грани между юношей и мужчиной – у груманчан эта грань не размытая, но четкая и резкая, как шрам от бритвы.
И только что он сделал еще один крохотный шажок.
3В кают-компанию прожектора не потащили. Обошлись тремя десантными фонарями, стоявшими на столе и направлявшими лучи света вверх, на люстру – малая часть светового потока отражалось от хрустальных подвесок и возвращалось вниз. В результате пришлось сидеть в полумраке – драгоценный коньяк мимо бокала не нальешь, но за нюансами мимики собеседника следить трудно…
– Чем я здесь, на «Комсомолке», занимался? – переспросил по своему обыкновению Долинский.
Металлическая часть его черепа поблескивала в отраженном свете, красный зрачок светился теперь гораздо ярче, – словно полусонный вампир окончательно проснулся и вышел на охоту. Он-то видел все в мельчайших деталях, обычное человеческое зрение значительно уступало камере, заменявшей Долинскому глаз, – и чувствительностью, и спектром воспринимаемых волн.
– Подробно объяснять нет времени, – сам себе ответил экс-капитан «Цесаревны». – А если в двух словах… Я здесь пытался сыграть роль Господа Бога.
– Ну и как? Получилось? – ехидно спросил фон Корф. – На каком из дней творения застряли?
Коньяк с Владиславы полувековой выдержки барону нравился. Речи Долинского не очень.
– На сотворение мира я не замахивался, меня пока устраивает и ныне существующий… Я пытался создать человека.
– Нынешний так уж плох? – продолжал ехидствовать барон.
– Возможно, и не плох… Но один недостаток Хомо эридануса перевешивает все его достоинства. Один, но ключевой: неспособность к естественному воспроизводству. Неспособность к рождению необходимого количества детей без помощи запасов спермы и яйцеклеток, привезенных издалека, с других звезд. Я хотел, чтобы людям можно было сказать: плодитесь и размножайтесь. И больше не отвлекаться на этот вопрос, заняться чем-нибудь другим. Сотворением нового мира, например.
– Хм… Ну и как, удалось создать хоть одного эриданца версии 2.0? – Иронии в голосе фон Корфа поубавилось.
– Я не буду отвечать, барон, хорошо? Тот факт, что Империя и Союз ведут кровопролитную войну за генохранилище, говорит сам за себя.
– Ну не только же за него…
– А за что же еще? За поместья ястребов вроде Центаврийского? Его поместья – придорожная пыль. Генохранилище тоже не панацея, но хотя бы способ оттянуть коллапс цивилизации на несколько поколений. Получить отсрочку и решить проблему.
Несвицкий до сих пор в беседе почти не участвовал, – потягивал коньяк, слушая пикировку барона и императорского отпрыска. Но сейчас решил задать вопрос, действительно его интересовавший. Спросил:
– Почему вы отправились решать проблему именно в Союз?
Долинский, казалось, удивился.
– Помилуйте, mon général, я же вам все объяснил… Я хотел стать Богом. Только и всего. А разве над Господом, создающим Адама, довлели законы? Или моральные соображения?
Понятно… Молодая наука Союза и моральные соображения – действительно, порождения разных миров, не пересекающихся. Да и законы там писаны не для всех.
– Но ведь вас интересуют не подробности давних опытов, не так ли? – спросил Долинский. – Судя по тому, как вы сделали стойку на слова о вивисекторе, – вас интересуют хултиане, я прав?
– Нам интересоваться хултианами рескрипт двадцать седьмого года не дозволяет… – притворно вздохнул фон Корф. – И мы, как верные присяге офицеры, не интересуемся. Но если вы, господин Долинский, начнете сами, по собственной инициативе что-то рассказывать, уши мы не заткнем… Из кают-компании тоже не сбежим, больно уж коньяк хорош.
Несвицкий кивнул, подтверждая: и впрямь хорош, не сбежим.
– Долго рассказывать не о чем… – сказал человек-легенда. – Я знаю о хултианах немногим больше вашего. Хотя, конечно, знаю гораздо дольше… Саша – руками Мезенцева – на Ливадии лишь повторил мои штудии двадцатилетней давности.
– Господин Долинский! Я бы попросил вас воздержаться от оскорблений венценосной особы в моем присутствии! – отчеканил фон Корф, поднявшись на ноги.
– Ну хорошо, хорошо… Не Саша: Его Императорское Величество, руками Мезенцева, и далее по тексту… Экий вы горячий, барон, того и гляди на дуэль вызовете. А я сегодня не в духе. Могу и застрелить невзначай.
И ведь застрелит, глазом не моргнет, подумал Несвицкий. Этому типу и с великим князем стреляться доводилось, ладно хоть без смертоубийства в тот раз обошлось…
На всякий случай он решил – если вдруг барон поведется на провокацию – остудить горячие головы. Напомнить, что он, Несвицкий, как высшее должностное лицо Елизаветы, имеет право и обязанность дуэли предотвращать посредством ареста и помещения под стражу, – и вызвавшего на поединок, и вызванного…
Но барон уже взял себя в руки. Вновь уселся в кресло, произнес с ледяной холодностью:
– Ваши намеки на дуэль неуместны, господин Долинский. Дуэль возможна лишь между равными. А вы, насколько я помню, публично отреклись и от своего происхождения, и от дворянского достоинства.
– Было дело, отрекался… Не обижайтесь, барон. Я действительно сегодня не в духе от того, что мерзавцы натворили на моем корабле. Можете считать эти слова моим извинением.
– Давайте вернемся к хултианам, господа, – предложил Несвицкий. – Как я понял, вы их вскрывали, Владислав?
– Вскрывал. Здесь, на «Марлене». Мог бы сказать, что вот этими руками вскрывал, но руки у меня тогда были другие.
– И каковы выводы?
– Вы знакомы с выводами, mon général. Генетически это люди, вполне способные иметь совместное потомство с эриданцами.
– Люди не с седьмого «Ковчега»? – уточнил Несвицкий, вспомнив про не идентифицированную гаплогруппу.
– Не могу с уверенностью ответить… Возможны варианты. Дело в том, что учебники истории не очень верно описывают зарождение
