На этот раз шутку никто не поддержал. Лейтенант улыбнулся сам и развел руками:
– Вынужден разочаровать. В геологическом плане Трансильвания – плато высотой почти до километра. Песчаники, неогеновая глина, холмы, долины рек, много болот. На юге, где сейчас ведутся военные действия – горы. Не разбежишься!
– Ничего, – шепотком по рядам. – Разбежимся!
* * *Два круга света, два зыбких желтых пятна, слева караульный «грибок» с часовым при фонаре, и такой же – справа. Круги почти соприкасаются, но только почти. Если нырнуть с разбега, словно в омут, можно и проскочить.
Лонжа быстро оглянулся. Лагерь спит, у ближних палаток тихо, а дальше стеной стоит тьма. Кто в ней прячется (уж не сам ли герр обер-фельдфебель?), разобрать мудрено. И времени нет.
Часовые у «грибков» – не «эсэсы» на вышках. Обычные тыловики, срочники из палаток на другом краю лагеря. Общаться с ними запрещено, однако «черные» быстро наладили контакт. Но все равно, если окликнут, плохо будет.
Ныряем!
Желтый огонь ударил в глаза. Погас. Темнота – черная густая смола – плеснула со всех сторон. Лонжа пробежал, ничего не видя, метров двадцать и только тогда остановился и присел на траву – подождать, пока привыкнут глаза. Скоро смола обратится серым нестойким сумраком, впереди зачернеет знакомая опушка, а там и луна взойдет.
Времени даром не терял – составлял план. Очередной, и как всегда, без всякой гарантии успеха.
Планы – его удел. Друг, с которым они бежали из лагеря, тогда еще скаутского, предпочитал импровизацию, на чем и горел. Лонжа подобный метод осуждал и всякое дело готовил основательно, продумывая каждый шаг – как правило, с таким же результатом. На этот раз приходилось шагать из тюрьмы в тюрьму, из лагеря в лагерь, совсем даже не скаутский. Но пересилить себя Лонжа не мог. Пункт первый, пункт второй, подпункт «а»…
Пункт третий и последний обозначился в тот миг, когда он ступил на опушку. Дорога знакомая, выучил. Между двух старых деревьев, потом чуть в сторону, затем – тропинка, тоже памятная.
– Дальше не надо, солдатик.
Лонжа понял, что не быть ему разведчиком. Гефрайтер Евангелина Энглерт ждала его за одним из деревьев, левым. А он даже не заметил.
– В лесу сегодня опасно. Не одна я охотой развлекаюсь.
Он кивнул, подошел ближе, вспоминая, какой пункт в его замысле идет первым…
…Темно-серые глаза, челка из-под кепи, острый упрямый нос, улыбка.
Тщательно составленный план пропал без следа. Губы ударили в губы.
* * *– Я и так задержалась, пропустила контрольный срок. Что это такое, не важно, важно то, что мы с тобой, Пауль, сейчас поговорим, и я исчезну. Ты меня никогда не видел, я не видела тебя, а в лесу ты покупал шнапс. Или придумай что-нибудь еще более глупое.
– Я уже кое-что придумал…
Луна поднялась над черными кронами, и они укрылись в глухой тени. Одна плащ-палатка на двоих, сплетены пальцы, даже дыхание стало неразличимым, общим.
Глаза в глаза…
– Догадываюсь, что ты придумал, солдатик. Я называю город, ты пишешь письмо до востребования, там будет еще один адрес, тоже до востребования. Нет, мысли читать не умею, но что ты иное можешь предложить? Я знаю, почему тебе нельзя убегать, я вообще много знаю о тебе, дезертир Лонжа. Ты – типичный Ромео, тот тоже ждал, пока с ним заговорят, вызовут к балкону, предложат поискать отца Лоренцо. Все приходится делать бедной Джульетте. Вспомни! Она даже время ему дала на раздумье.
– Three words, dear Romeo, and good night indeed. If that thy bent of love be honourable, Thy purpose marriage, send me word to-morrow…[36]«To-morrow» наступит где-то через три недели, гефрайтер Евангелина, может, немного раньше. А что придумать кроме письма до востребования, я даже не представляю. Есть один человек в германском посольстве в Париже, но его назвать пока не могу. Если бы мы вместе перешли границу…
Лунный серп протискивается между ветвей, словно нежданный фонарь в чужих руках. Резкий безжалостный свет падает на брошенную в траву пилотку без кокарды. Рядом – кепи защитного цвета. Лунное пятно растет, подбирается ближе, к самому краю плащ-палатки. Вот-вот настигнет…
Они не видят.
– «Ромео и Джульетта» – просто старая сказка. Мы с тобой, к сожалению, не в Вероне, но… Давай решим просто. Может, ты забудешь меня уже завтра… Молчи! А может, будешь помнить. Я поступлю как Джульетта – спрошу об этом сама. Через три недели, говоришь? Я найду тебя раньше, солдатик. Мы встретимся – и я не обижусь, если ты меня не узнаешь.
– Я тебя узнаю.
Желтый огонь падает на лица, странно похожие в эту ночь, но его не замечают. Луна потеряла силу.
* * *– Дезертир Лонжа, не спи, завтрак проспишь! Ты хоть знаешь, чего ночью было?
Он помотал головой, пытаясь вернуться в привычный мир. Палатки, толпа в потерявшей цвет форме без погон, утренняя суета, первый взвод уже строится…
Дезертир Митте.
– Под утро в нашу санитарную палатку парня приволокли. Подрезали его очень основательно. И знаешь где? В нашем лесу. Разведчик, из тех, что здесь тренируются. Свои, говорят, и посадили на нож. Доигрались в войнушку, идиоты.
– В разведку никто не ходит безоружным, – не думая, ответил он.
7Арман Кампо затушил сигарету, отставил в сторону стаканчик с недопитым мокачино и молвил раздумчиво:
– Итак, у них Французской революции не было. Старый порядок во всей красе.
Мод решила не переспрашивать и не перебивать. Красавчик пришел – уже праздник. Удивило лишь то, что гость как-то странно серьезен, даже смотрит не на них с Вероникой, а куда-то в себя.
– Но есть различие. Во Франции правили король и верхушка дворянства. Здесь – рыцарский орден, поэтому и в Европе они уважают только равных. К рыцарям особое отношение. Я дал честное слово не убегать и ничего
