Она ответила сразу, не думая:
– Хочу увидеть небо.
Старик отступил на шаг, покачал головой.
– Поистине, вы даже не поняли, что сказали. Пойдемте!
– Нужна повязка, – вспомнила Мод, но епископ лишь улыбнулся.
– Да станут ею мое слово – и ваше благоразумие. Vade mecum, filia mea![38]
* * *Коридор белый, светильники под потолком желтые, форма на охранниках черная, без погон и знаков различий. Пропускали молча, перед епископом застывали камнем. Слева и справа – двери камер. Не слишком много, на коридор дюжина. В торце – тоже дверь, из двух створок-половинок тяжелого светлого металла. Пост, двое охранников, телефон на столе. И здесь пропустили.
Створки разъехались, уходя в стену. Снова коридор? Нет, лифт.
Мод шла молча, не оглядываясь, и лишь когда старик нажал нужную кнопку, не выдержала.
– Монсеньор епископ! Почему вы прячетесь от мира – и прячете ваш мир? Вы же не марсиане!
Взгляд потускневших от времени глаз внезапно потемнел.
– Это первое, о чем я спросил, когда был допущен к духовной власти. Ответ мне не понравился, как не понравится и вам. Много веков мы были слабыми и гонимыми. Потом приобрели силу – и стали гонителями. Мера за меру, Ветхий Завет заступил Новый…
Дверь лифта открылась.
– Прошу!
Небольшой полутемный зал, обшитые гладким деревом стены, под ногами – мягкий ворс ковров, желтые лампочки под потолком. Двери, тоже деревянные, по одной на стену.
– Нам налево.
И снова коридор в неярком желтом свете. Шли недолго, шагов через двадцать открылся широкий холл. Лампы исчезли, но стало заметно светлее. Желтый цвет сменился белым.
– Смотрите, дочь моя!
Вместо одной из стен – огромное окно-иллюминатор. Черный простор в ослепительном белом огне.
Звезды.
Небо.
4Грузовики прибыли перед рассветом, в самый сладкий сон, и стали на противоположной стороне лагеря, за палатками тыловиков, обычные армейские «Opel Blitz» с серо-зелеными тентами. Автомобили появлялись и исчезали каждый день, поэтому никто на них не взглянул. Новый день начинался привычной суетой, пробежка, гимнастика, завтрак за деревянными столами. Не удивились и легковушке, на которой приехали два офицера – герр гауптман при монокле и стеке и некто незнакомый, чином повыше, постарше годами. Оберст-лейтенант… Начальство тоже навещало регулярно, но с «ублюдками» не общалось.
Время было строиться, чтобы идти на очередную «тактику», и все предвкушали который уже по счету жаркий день, безжалостное белое солнце и спасительный тенистый полог леса. На последнем занятии незнакомый майор обучал их основам маскировки. По сравнению с марш-броском с полной выкладкой это казалось праздником. Но сегодня «тактика», значит снова бежать, изредка переходя на быстрый шаг, подхватывать теряющих силы товарищей и проклинать нелепые муляжи-деревяшки за спиной.
– Ста-а-ановись!
Перекличка, легкие нагоняи за незастегнутую пуговицу и неподтянутый ремень. Появился и пропал Столб, на этот раз не удостоивший роту даже рычанием, взводные начали поглядывать на часы, но ничего не происходило. И только тогда потихоньку начало складываться: грузовики, герр гауптман, незнакомое начальство…
– Камрады, а это за нами!
Лонжа стоял на привычном месте, четвертый с левого фланга, и смотрел вперед, на близкий и недоступный лес. Всего за несколько минут можно добежать, укрыться за деревьями, найти знакомую тропу. Но поляна давно пуста, никто не ждет, не подстерегает, чтобы свалить подсечкой на старую прошлогоднюю листву.
Well, Juliet, I will lie with thee to-night. Let’s see for means. O mischief, thou art swift To enter in the thoughts of desperate men![39]Много раз представлялось невозможное: гефрайтер Евангелина Энглерт, та, что не ходит в разведку безоружной, каким-то невероятным чудом вновь пересекает его путь. Было радостно и одновременно очень горько. Пути у них – разные, с собой девушку не взять. Хотя бы потому, что его разведка во много раз опаснее и безнадежнее.
Come, cordial and not poison, go with me To Juliet’s grave; for there must I use thee[40].У несчастного Ромео все-таки имелся выбор. У дезертира Лонжи – нет. Свой яд он уже принял.
– Внимание! Внимание!..
Герр гауптман возник внезапно, словно соткавшись из горячего недвижного воздуха. Июньское солнце блеснуло в стеклышке монокля.
– Объявляю порядок дальнейших действий. Рота повзводно отправляется для получения сухого пайка. Все, что вам дадут, должно быть уложено в ранцы. Прикасаться к сухому пайку без особого приказа запрещено. Каждому следует набрать полную флягу воды, кроме того командиры взводов получат по две пустые канистры. Воду расходовать крайне экономно…
И только тогда по рядам прокатился легкий, едва уловимый шепот.
Поняли!
* * *Обер-фельдфебель нашел его возле одного из грузовиков. Взвод выстроен, небогатое имущество погружено, но команды еще не было. Ждали, некоторые даже решились закурить. Когда появился Столб, никто не повернул головы. Был Столб, да весь вышел. В Трансильвании своих столбов хватает.
– Лонжа! Ко мне!..
Подошел, но обычным шагом, не строевым. И докладывать согласно уставу не стал. Приложил руку к пилотке.
– Здравствуйте!
Герр обер-фельдфебель невозмутимо кивнул, словно не ожидая иного.
– Соблюдаем тр-р-радицию? Рекр-р-рут, сданный не в свой ср-р-рок, обязан кур-р-ражиться. Не возр-р-ражаю. Пр-р-режнее начальство начинаешь ценить лишь после встр-р-речи с новым. Если, конечно, останется вр-р-ремя…
Помолчал и добавил без всякого «р-р-р»:
– Мой вам совет, Лонжа. Не убегайте, а постарайтесь попасть в другую часть. Где фронт, там бестолковщина, может получиться. И держитесь всегда в середине.
Он ответил честно – лгать отчаянно не хотелось:
– Спасибо! Только не выйдет, чтобы в середине.
Лонжа ждал, что ему возразят, но гора промолчала.
* * *Когда грузовик, наконец, зарычал и тронулся с места, Лонжа привычно осмотрелся. С этого он и начинал – в камере, в бараке, в палатке. И вот новая сцена, очередная перемена декораций: кузов под тентом, деревянные скамьи рядами, люди плечом к плечу. Он так и
