– Вы сами все сказали.
7Ближе к вечеру, когда взвод отлеживался в сыром сумраке старого елового леса, заговорила артиллерия. Не слишком близко, но очень увесисто. Залпы следовали один за другим, словно там, за лесом неустанно бил тяжелый стальной молот. Кто спал, проснулся. «Дезертиры», не сговариваясь, сгрудились возле одного из деревьев.
– Интересно, чья, – негромко проговорил кто-то.
Его тут же поправили:
– Главное – кого.
Лонжа сразу понял – гаубицы. Значит, неизвестного «кого-то» домолачивают, прежде чем брать в штыки. Кого именно – выбор не слишком велик, едва ли диверсанты притащили с собой тяжелую артиллерию. Если, конечно, не заговорила граница. И у русских, и у поляков могли не выдержать нервы.
В самый разгар стрельбы над еловыми кронами послышался очень знакомый звук. Лонжа даже не стал поднимать головы. Самолет, причем не один. Идут низко, над самым лесом. Кажется, за них взялись очень всерьез.
Все ждали команды, однако ничего не происходило. Унтер-офицер, новый командир взвода, объявил очередной «прием пищи», то ли ужин, то ли завтрак, но костры разводить не позволил. Консервы открыть было нечем, холодное оружие «дезертирам» не полагалось, но по уже заведенной практике ради такого случая нож был выдан во временное пользование – один на всех. Спешить некуда, поход явно откладывался.
Свои трофеи Лонжа скрыл на дне ранца. Не слишком надежно, только прятать больше негде. Оставалось надеяться, что командованию сейчас не до личных обысков.
– Кого-то ждем, – предположил дезертир Митте, без всякого удовольствия глотая скользкое холодное мясо. – Я краем уха услышал, как эти говорили про какую-то пограничную заставу. До нее то ли тридцать километров, то ли сорок. А зачем нам застава? Границу будем переходить?
Лонжа пожал плечами.
– Границу лучше переходить подальше от заставы. Только куда? Там Польша. Весь наш маскарад раскроется сразу.
– А может нас обратно – «Юнкерсами»? – без всякой уверенности предположил Штимме. – Знаешь, Пауль, я уже согласен в «кацет» вернуться. У меня срок – полгода, два месяца оставалось. Дьявол меня тогда дернул! Поманили вольным ветром…
Он отмолчался, понимая, что никаких «Тетушек Ю» не будет. Билет в один конец получили не только «дезертиры», но вся рота. Точнее, роты – в Вайсрутении их забросили никак не меньше трех. Разве что герра гауптамана вытащат, дабы в Берлине отчитался. «Ты еще меня возненавидишь, парень. И будет за что». Но, может, серому служаке только пообещали, невелика шишка, чтобы лишний раз рисковать, посылая самолет через две границы.
– А если мы к полякам перебежим? – не отставал дезертир Митте, перейдя на еле слышный шепот. – Ведь уже понятно, что Гитлер хочет их с русскими стравить. А мы – свидетели! Потом политическое убежище попросим.
Лонжа и сам продумывал этот вариант. Для него самого он подходит, хотя и со скрипом. В Польше наверняка задержат, и надолго. Для него – не для других.
– У тебя семья в Гамбурге осталась?
Ганс Штимме помрачнел и ничего не ответил.
На лес навалилась ночь. Многие вновь легли спать, ловя редкие часы отдыха. Набегались! Гул артиллерии стих, и в сырой тишине стал слышен даже негромкий шепот. Унтер-офицер бодрствовал – мерил широкими шагами маленькую полянку, то и дело поглядывая на светящийся фосфором циферблат наручных часов. Наконец, сразу после полуночи, издалека послышался топот множества ног.
– Взвод, подъем!.. Стройся!..
Успели вовремя, как раз в ту секунду, когда из-за деревьев проступили знакомые темные силуэты. Второй взвод, третий… Не шли, бежали, явно из последних сил. Никто не сказал ни слова, увидев своих, тут же падали на землю. Лонже показалось, что вернувшихся слишком мало, хорошо если половина.
Герр гауптман шел последним, бодрый и подтянутый. Взглянув на выстроившийся взвод, шагнул ближе, небрежно подбросил ладонь к «рогативке». Унтер-офицер заспешил навстречу, начал рапортовать.
– Отставить, – отмахнулся «серый». – Вижу! Не уберегли командира, раззявы!
Расставил пошире ноги, усмехнулся недобро.
– Две новости, парни, и обе очень хорошие. Первая – операция близится к завершению. Нам осталось выиграть один серьезный бой…
Оглядев строй, остановился взглядом на поредевшем «дезертирском» отделении.
– Живы, ублюдки? Вторая новость для вас. Пора становиться солдатами! Перед боем получите патроны и будете действовать в составе подразделения. Отличившиеся…
Покачал головой и уточнил:
– Уцелевшие по возвращении в Рейх получат свободу и будут награждены. Даю слово офицера! А сейчас пользуйтесь случаем, отдыхайте. Объявляю дневку, ваши камрады за эти дни набегались. Завтра вечером побежим дальше.
* * *Прибывшие заснули сразу, тяжелым тревожным сном. Исключением не стал и герр гауптман, несмотря на свою показную бодрость. Караульных выставил первый взвод, однако не слишком бдительных. Смотрели больше по сторонам, прислушиваясь к лесным шорохам. На спящих и бодрствующих внимание обращали меньше. «Дезертиры» вновь собрались вместе, вставать не решились, перешептывались лежа. Перед тем, как уснуть, собратья по беде из других взводов успели поделиться новостями. Слова шелестели еле слышно, угасая в вязкой прохладной темноте:
– Второй взвод… Аэродром атаковали, сожгли самолеты. Половина наших, «дезертиров», легла, их на пулемет послали, без патронов. Один отказался, так его гауптман на месте положил. Теперь в отделении только четверо.
– Третий взвод в селе на засаду нарвался, почти как мы. Командира тоже убили, и еще чуть не десяток. Какие-то цивильные на крышах засели. Когда их всех положили, дом подожгли, потом пожар на соседние перекинулся. Тушить запретили… И еще, один наш газету нашел, русскую, он немного понимает. Пишут, будто бы по всей границе стрельба, советский ТАСС заявил, что Польша войну начинает… А в Трансильвании война, вроде, кончилась, замирились!
Смех тоже походил на шелест, горький и безнадежный. Где она теперь, Трансильвания?
Кто-то, не выдержав, повысил голос:
– Камрады! Рвать надо отсюда, все равно куда, хуже не будет! Прямо сейчас, пока спят… Гауптмана, суку, придушить!
– Наши тоже спят, – прошелестело в ответ. – Хуже будет, прямо тут и перестреляют, им терять нечего. А гауптмана не осилим, не позволят.
Лонжа, подтянув ранец поближе, нащупал лежавшую на самом дне гранату. Обычная противопехотная, если бросить прямо сейчас, в гущу спящих, многих
