И захотят ли «дезертиры» уходить? Наверняка начнется спор, кто-то вспомнит обещание герра гауптмана. Тот не солгал ни единым словом. «По возвращению в Рейх…» Главное, правильно подобрать слова.
Ничего не придумывалось. Мысли-птицы перекликались тревожными голосами. Лонжа привстал, поглядел на близкую лесную темень. Караульный смотрел в сторону. Но он все равно обернется, в десяти шагах – еще один, дальше еще. Без шума не убрать, а при первом же крике проснутся все остальные.
Он лег на спину и закрыл глаза. «Нет мыслям преград. Они словно птицы над миром летят, минуя границы…» Любимая песня внезапно показалась наивной и глупой. Можно думать и мечтать о свободе где угодно – в камере, в бараке, у расстрельной стенки. Станет ли легче напоследок?
Было горько и обидно, и Лонжа даже не сразу почувствовал прикосновение чужой руки. Просто потеплела ладонь. И тут же стало легче, словно кто-то незримый щедро поделился силой. Удивиться не успел, теперь потеплело возле уха, там, где висок.
– Узнай меня, солдатик!
Какой-то миг он не мог поверить, но затем улыбнулся:
– Извини, гефрайтер Евангелина. Весь Шекспир из головы вылетел.
* * *– Застава? Вчера уже такое было, ваши захватили одну, в сорока километрах севернее…
– Они не мои, разведчица Энглерт. Ты, кстати, за поляков или за русских?
– Прости, Рихтер, не твои, ты прав… За кого я, тебе пока знать ни к чему, а застава им нужна, чтобы с советских постов обстрелять территорию Польши, так вчера и сделали. Никто, кстати, не ушел, окружили – и передавили всех до единого. Но шум начался страшный, на весь мир, того и гляди война начнется. Я бы тебя сейчас вытащила, солдатик, но не могу. Буду рядом, поглядывай по сторонам. И держи подарок, пригодится… Все, пошла!
– Погоди!..
– Дезертир Лонжа! Я на задании, мне не положено заниматься личной жизнью. Отпусти!..
– Не отпущу.
Глава 10
Граница
Немцы в родне. – Забегали! – Жанна и Архангел. – Агнешка. – Шоффай. – Коллега. – Цех подмастерьев.
1Прямо возле стеклянных дверей «Гранд-отеля» Мод услышала знакомое: «Война! Война на второй странице!» Мальчишки-газетчики спешили сбыть с рук тираж. Утреннюю «Matin» девушка уже успела просмотреть, поэтому реагировала спокойно. Воевали пока еще «на второй странице». В Трансильвании перемирие, а Россия и Польша обмениваются нотами протеста, гневными, но без запаха пороха. Газеты она читала не слишком часто, в сегодняшнюю же заглянула в смутной надежде разобраться с делами собственными. Выставки в Париже, шпион Пьер Вандаль, она, эксперт при шпионе, и все это – политика. Ничего подходящего не нашлось, кроме корреспонденции из Рейха. В нескольких немецких музеях произведено изъятие произведений «дегенеративного искусства», оскорбляющих германскую нацию. Противно, однако не ново. Вспомнились картины, стоящие возле стены в пропахшей кофе мансарде. Нидерландец с непроизносимой фамилией определенно из числа «дегенератов» и их пособников. Выставка «Искусство Свободной Германии» открывается очень вовремя. И Свободную Францию неплохо бы встряхнуть, шеф рассудил верно. Если это и политика, то правильная. Разведка? Эксперт Шапталь представляла себе шпионаж несколько иначе. Впрочем, у нее пока еще нет ни агентурной клички, ни личного номера, ни карточки в картотеке сероглазой Анны.
Не разобралась и закрыла вопрос – временно, пока само не разъяснится. В «Гранд-отель» же пришла не по собственной воле. Пьер Вандаль желал напутствовать ее перед отъездом.
Идти не хотелось. Пробуждение на чужом диване вспоминалось хуже ночного кошмара. У шефа хватило такта выйти из номера, пока она бестолково возилась в ванной. Пришлось надеть чужой, пахнущий мужским одеколоном халат, волосы никак не хотели складываться привычным узлом, ускользая из-под пальцев, пятно на щеке пылало, словно след от пощечины. Кофе, заказанный шефом, не лез в горло. Пьер Вандаль, проявив милосердие, молчал и смотрел в окно.
А если она еще и храпела ночью?
Жить не хотелось, но жить было надо. Экипаж «Вспышки» ждал внизу, на стоянке машин. Выезд через два часа, вторая попытка.
* * *– Рад вас видеть, мадемуазель Шапталь! Знаете, начинаю к вам привыкать.
Шеф вновь наклеил улыбку на лицо, ту самую, искреннюю, домашнюю, но Мод не обманывалась. Девушки в номере Пьера Вандаля наверняка ночевали, но едва ли столь оригинально. Экспрессионизм в чистом виде.
– У меня к вам большая просьба. Не уклоняйтесь в сторону от маршрута. А если я пришлю телеграмму, примите ее, пожалуйста, к сведению.
Мод покорно кивнула, представив, как выглядят со стороны ее покрасневшие уши. Теперь она понимала, что чувствует сигарета, когда ее вдавливают в пепельницу.
– У вас есть вопросы?
Таковых не полагалось, ей давали последний шанс. Но просто так уйти эксперт Шапталь не могла. Шеф во всем прав, это совершенно ясно. Но и Марек-нидерландец не бросал слов на ветер.
«Сейчас у вас есть выбор. Самое разумное – отказаться от сотрудничества…»
– Я кругом виновата, шеф, можно не намекать. Но у меня действительно есть вопрос.
Запнулась на миг, мысленно проведя еще одну черту поперек жизни. Пути назад не будет.
– Я могу быть уверена в том, что мои сотрудники не пострадают? Имею в виду не поездку, шеф, а то, что случится после. Ваша выставка – это политика, вы сами сказали. А в политике первым делом сшибают с доски пешек. Мсье Бониса и мсье Кампо не арестуют, допустим, за шпионаж?
– Наша выставка, – мягко поправил Пьер Вандаль. – Или вы хотите уволиться, мадемуазель?
Улыбка оставалась все той же, искренней, сердечной. Добрый человек с добрыми глазами…
– Хочу, но не уволюсь. Почему – мое дело, шеф. Можете считать, исключительно из симпатии лично к вам. Я спрашиваю не про себя.
Шеф кивнул, словно ничего иного не ожидая.
– Ценю ваши чувства, мадемуазель. По поводу же вами помянутых… Мсье Кампо, насколько мне известно, скоро отбывает за границу. Он
