Никого. Градива скрыла свой лик.
6– Э-то что? – осторожно поинтересовался Лейхтвейс, касаясь пальцем теплого металла.
– BMW 315/1, Roadster, – равнодушно бросила Цапля, открывая переднюю дверцу. – Больше в нашем гараже ничего не нашлось. Падай! Сначала поведу я, потом сменишь.
Он поглядел назад, где у ворот части собралась уже немалая толпа. Отбытие горного стрелка Таубе к новому месту службы наверняка станет полковой легендой. Черно-белое спортивное авто, девица в шлеме и очках-«консервах»… Одно хорошо, теперь уже никто не поверит, что он – из шпионского ведомства. Разведчики путешествуют иначе.
…Телеграмму он дал вчера, ответ пришел сегодня. Когда Лейхтвейса вызвали к полковнику Оберлендеру, BMW 315/1, он же «альпийский гонщик», уже стоял возле ворот.
Горный стрелок Николас Таубе приложил ладонь к козырьку альпийского кепи. Прощай, полк! Жаль, не пришлось стать здесь своим, братом-скалолазом!
Мотор негромко, но мощно заурчал, и «гонщик» мягко тронулся с места. Служба кончилась. Началась работа.
– Натворил ты дел. Майор доложил лично Канарису, тот кому-то еще. И завертелось.
Горный лес, узкий проселок, теплый ветер в лицо. Цапля… На него не смотрит, только вперед, на дорогу.
– Еще бы час, и сюда сбросили десант.
Лейхтвейс представил – и проникся.
– Говорила я ему! В полку найдут быстро, достаточно одного-единственного «крота» в Цоссене. Времена полковника Николаи и фрау Доктор давно прошли…
Такой Цаплю он еще не видел. Уже не лучшая ученица, выше бери! «Ему»? Кому, интересно? Карлу Ивановичу? Капитану цур зее Канарису?
– Объяснишь?
Напарница дернула бровью.
– В перчаточнице.
Сначала рука наткнулась на знакомую кожаную кобуру. «Люгер»… Две пачки патронов, пудреница, и только под всем этим – небольшой черный конверт, в котором обычно хранят фотографии. Так и есть, снимки, черно-белые, очень четкие… На первом – два оттиска, слева кто-то неприметный, взглянешь и не запомнишь, справа же крайне неприятный тип, к которому без «Люгера» и подходить боязно.
Лейхтвейс хотел переспросить, но Цапля пояснила сама:
– Тот, кто тобой, вероятно, занялся. Марек Шадов, он же Вальтер Хуппенкотен, он же Крабат, он же Номер 415. Заместитель Жозе Кинтанильи, руководитель боевого крыла «Ковбоев». Как точно выглядит, мы не знаем. Запомни оба варианта, но будь готов к третьему.
Лейхтвейс на миг прикрыл глаза, привыкая к новой, неведомо какой по счету жизни. Еще совсем недавно он чувствовал себя вольной птицей в бесконечном синем небе. Пора отвыкать, теперь Николас Таубе – добыча, дичь под прицелом. «Ковбои» – главный противник Абвера в Европе, а неуловимый Кинтанилья работает в самом Рейхе, про него уже легенды ходят.
По спине пробежал холодок. Да, натворил, да так натворил, что ввек не расхлебать!..
– Смотри дальше, – подбодрила Цапля. – Там еще интереснее.
Со второго снимка на него взглянула девушка, очень симпатичная, с приметными веснушками на носу. И улыбалась приятно, фотограф явно выбрал нужный момент.
Рука дрогнула. Эту фотографию Лейхтвейс уже видел в розыскной картотеке.
– Сестра-Смерть…
Напарница безмятежно кивнула.
– Узнал? Анна Фогель, она же Мухоловка, воспитанница покойного Станисласа Дивича. Увидишь ее, стреляй сразу, только, боюсь, не успеешь. Какие люди тобою занялись, а? Гордись, напарник!
Лейхтвейс честно попытался, но без особого результата. Марек Шадов лично застрелил рейхсминистра Геббельса. Сестра-Смерть тоже не зря носит свою кличку. Был благородный разбойник – и нет его, весь вышел.
…Его нет, а мир, как ни странно, никуда не делся. Дорога, свежий горный воздух, летнее солнце над головой, недоступное синее небо.
Хорошо!
Прощай, мой Питер-город, прощай, наш карантин! Нас отправляют на остров Сахалин. Погиб я мальчишка, Погиб навсегда, А год за годами Проходят лета.– Ма-ла-дец! – по-русски одобрила Цапля. – На мьиру и смьерть красна.
Третья фотография тоже показалась знакомой. Очень красивая женщина лет тридцати, колье на высокой шее, прическа под Бэт Дэвис… Лейхтвейс невольно вздрогнул. Сон! Это был всего лишь сон!..
Напарница покосилась в его сторону и пояснила, уже по-немецки:
– Ильза Веспер. В Пасси погибли ее родственники. Дочь уцелела, поэтому ты до сих пор жив.
…Двор – большой ровный квадрат, запертые ворота, охранник у будки. Справа – гараж, под ногами – крыльцо. Девочка в сером платье сбегает по ступенькам. На плече – смешная маленькая сумочка. Трансвааль, Трансвааль, страна моя…
Он даже не заметил, как авто остановилось. Только когда тряхнули за плечо, очнулся.
– Выйдем! – велела Цапля.
* * *Она чуть выше, но ýже в плечах. Он слегка сутулится, сам того не замечая. Вокруг ни души. Дорога, горный склон, легкий сосновый дух, легкие перистые облака в синем небе. Жаркое лето 1937-го…
– Дело не только в тебе, Лейхтвейс. Под угрозой наши отношения с Францией. Риббентроп подписал в Париже протокол о запрещении боевого применения ранцев в Европе. Об этом распорядился сам фюрер, понимаешь? С французами ссориться нельзя, сейчас они – наш главный союзник. Слыхал, какие дела в Испании? Это, Лейхтвейс, только начало, дальше будет куда забавнее, весь мир тряхнет. И тут – твоя дурацкая вендетта. «Ковбоям» французское правительство не указ, можно лишь одно – договориться, но это будет не сегодня и не завтра. К нам в учебный лагерь тебе нельзя, в Кенигсберг тоже. Но попытаемся тебя, такого красивого, выручить. И учти, пока господина майора нет, я для тебя – царь, бог и воинский начальник. Так у вас говорят?
– Именно так. Царь, бог, начальник… Если только в этом качестве, то я, такой красивый, согласен.
– Намек поняла. Я не обидчивая, Лейхтвейс, но на всякий случай запомню, вдруг пригодится… Ну что ж, начнем тебя спасать. Нужно переждать несколько дней, а потом отправимся в единственное для тебя безопасное место. Там не слишком весело, но, по крайней мере, еще немного поживешь.
– Безопасное место? На нашей планете я буду в безопасности только…
– …Только в Москве.
Глава 8
Свободный полет
Дела в Гальяно. – Разбойник Гаспароне. – Княгиня. – Где голову преклонить. – Непоказанное время. – Вниз! –
