Смеясь, он вылез из сугроба. Трое приятелей тоже прыснули со смеху, и скоро уж громкий хохот взлетел над садом.
Рука, протянутая ладонью вверх, заглушила веселье. Поверх нее легли три других.
– Ну, Алекс! Теперь держись. А мы поддержим, если что.
Четверо друзей, встав в круг, переплели объятия.
9В раскрытое настежь окно вливался вечерний мартовский морозец вместе с голосами публики, гуляющей на Ивановской площади и в Тайницком саду до самого закрытия Кремля. Колокольня Ивана Великого, соборы, стены с башнями были залиты светом огней и праздничной иллюминации.
Завтра второе марта, роковая дата российской истории. В тот же день года, когда с головы последнего царя династии Романовых была снята корона, ею будет венчан новый государь.
Куранты на Спасской башне отбили очередную четверть часа. И сразу мерно забил малый колокол Чудово-Вознесенского монастыря, созывая иноков к повечернице. Обитель отстроили заново тридцать лет назад. Потом восстановили рядом и Малый Николаевский дворец, где теперь обставлены царские покои. До времени, пока не будет готова постоянная резиденция.
Чудов монастырь! То самое место, куда был вызван Пушкин для встречи с Николаем I. Где поэту вместо надменного деспота, кнутодержавного властелина явился человек рыцарски-прекрасный, величественно-спокойный, благородный обликом. Где Пушкин услышал слова, отрезвившие его от либерально-мятежного хмеля: «Республиканские химеры всех гимназистов и недоваренных мыслителей из университетских аудиторий! С виду они величавы и красивы, а в существе своем жалки. Сила страны в сосредоточенной власти, ибо где правят все – там не правит никто. Где всякий законодатель – там нет ни твердого закона, ни единства политических целей, ни внутреннего лада». И слова, сделавшие поэта преданным слугой трона: «Критика легка, а искусство трудно. Для глубокой реформы, которую требует Россия, мало одной воли монарха. Ему нужно содействие людей и времени. Нужно соединение всех усилий и рвений в одной великой идее, в поднятии народного самоуправления и чувства чести в обществе».
Вспомнив тот разговор царя и поэта, Алексей как будто только теперь осознал, какая тяжесть на него негаданно свалилась. Он закрыл окно и отошел к письменному столу. В который раз перебрал листки с чином завтрашней коронации, расписанным по минутам. Все это он выучил наизусть. Но пробирала внутренняя дрожь от неясных сомнений – точно ли он тот, кто может потянуть сей гигантский воз, нет ли здесь ошибки? Конечно, первые десять лет он будет править номинально, ибо юн и безопытен. Автократор, сделавшись на это время соправителем-регентом, станет постепенно передавать ему бремена власти. Однако ж полностью принять на свои плечи сложнейше скроенную махину царства придется двадцати семи лет от роду!
А тут еще угрозы… Не успел он взойти на престол, как на него полились недовольство, оскорбления, площадная брань. Алексей поводил пальцем по планшетке и посмотрел, сколько сообщений набралось за последние сутки. Без малого две тысячи. На угрозы и ругань он не обращал внимания. Намного больше было поздравлений и пожеланий от неведомых людей. Были и просьбы, прошения, требования, программы реформ и целые философские трактаты, стихи, редко хорошие, и даже оды от графоманов. А вчера что-то заставило его прочесть до конца письмо, помеченное значком с черепом и костями на красном фоне.
«Эй, цареныш! Ну как тебе там, весело? Тебе уже подавали на завтрак стакан свежевыжатой народной крови? А на обед ты уже жрал суп из человечины, из мяса твоих холопов? Завтра ты подавишься. Завтра тебя ждет твоя персональная Ходынка. Жди и бойся». Подпись была: «Красные дьяволята».
Обычно глупые угрозы были бессодержательны. Эта цепляла конкретикой – «завтра». То есть сегодня. И что же?
Сигнал нового сообщения тренькнул вдогонку его мыслям. Тот же бунташно-пиратский значок. Алексей нехотя открыл письмо.
«Привет, кровосос! Тебе еще не доложили про сюрприз? На-ка получи фотоотчет. Это тебе подарок ко дню коронации. Пока что маленький. Но ты не сомневайся, мы будем готовить тебе и большие подарки. Такие же, как получал твой предшественник на троне». На этот раз в подписи значилось: «Народные мстители».
На экран, заняв его весь, выползла фотография. Алексей вцепился в подлокотники кресла, чувствуя, как повело внезапно голову и как внутри него образовался вакуум.
Маша лежала на земле с неживым лицом, обращенным к небу. Светлое пальто было густо вымазано чем-то темным, а туловище казалось странно сплющенным. На животе различались следы протектора…
– Мы не хотели говорить тебе сегодня. Завтра коронация, ты должен быть в форме. На тебя будет смотреть вся страна и весь мир.
Виктор Павлович сидел напротив. Его голос был ровным, спокойным, таким, будто он гладил воспитанника по голове, утешая.
– Я просил вас дать ей охрану…
– Ее выманили из дома ночью. На смарте осталась запись – убийцы использовали твой голос.
– Подонки. Чудовища… Погодите. Она хотела встретиться со мной?!
– Пальто было накинуто на ночную рубашку.
Алексей закаменел в кресле, будто статуя. Остановившийся взгляд был тяжел и темен.
– Она умерла сразу?
– Почти. У нее внутри не осталось целой кости. Машина переехала тело несколько раз.
– Я должен быть там. Мне надо к ней. Я должен увидеть ее… должен…
– Завтра коронация! Ты обязан прежде всего выспаться!
– Тогда задержите похороны!..
Шаховской подошел и прижал к себе голову воспитанника. Тот разрыдался, пряча лицо в рукаве наставника.
– На все воля Господня, помни это… У тебя в жизни будет еще много потерь. Но первая – всегда самая тяжелая…
Алексей насухо вытер глаза, встал и отвернулся к окну.
– Виктор Павлович, это сделали те же бандиты, что хотели убить Егора?
– Мы не знаем. Пока не знаем. Но я не думаю, что те же. Хотя общее у них, несомненно, есть. Нечто совершенно чуждое людскому устроению, порожденное нечеловеческим умом. Это те, кто исповедует радикальные теории абсолютной свободы, которая не признает над собой ничего на земле и на небе, не считается ни с Божескими законами, ни с общественными традициями, ни с государственными устоями, отрицает всякую веру в бессмертие души. В России об этой гибельной свободе уже два с половиной столетия мечтают невежественные молокососы и сумасшедшие. Однажды им удалось подчинить своему безумию и больному воображению всю страну, да и