И Ник отказался от себя. Он хотел поступать в консерваторию, но России был нужен монарх с юридическим образованием, и любимая скрипка осталась пылиться на чердаке его старого дома. Он был влюблен в однокурсницу, но России была нужна безупречно чистая линия новой династии, и Ник вступил в брак с женщиной, с которой его ничего не связывало, кроме общего дела. С юных лет его мучили приступы неверия, но России был нужен православный монарх, и Ник переступил порог храма, исповедался (в том числе и в грехе неверия) и причастился.
Деньги, счета, вклады? Нику просто некогда было задумываться о том, какая именно часть общего дохода компании принадлежала лично ему.
Теперь ему не принадлежало ничего… «Дом Романовых» не стал подсылать наемных убийц, не стал распускать слухи. АС действовал мягкими – христианскими – методами: всего-навсего оставил его без копейки.
Чем больше Ник приближался к трону, тем яснее понимал, что он не более чем актер, который всю жизнь играет одну и ту же роль, не выходя из нее даже в постели с женой. Положа руку на сердце, Ник был так себе Романовым. Если и текла в его жилах кровь российских самодержцев, то совсем капелька… И брак с такой же сомнительной представительницей давно сгинувшей аристократии не сильно улучшал дело. Но он так хорошо вжился в образ наследника престола, что мог легко позировать на фоне портрета последнего императора, оболганного и преданного. Даже теперь, спустя двести лет после трагедии в Ипатьевском доме.
России нужен сильный, благородный, умный православный монарх, а не марионетка в руках сильных мира сего. Помазанник Божий, а не наемный работник на жалованьи.
Но ведь когда он прочтет коронационную молитву, когда все его подданные преклонят перед ним колена, когда патриарх коснется его лба капелькой душистого мирра… Тогда все изменится? А если нет? Ник заложил руки за голову и уставился в потолок, а потом вновь набрал номер Антона Степановича… Как и следовало ожидать, телефон ответил ровными гудками…
Хор пел: «Милость и суд воспою Тебе, Господи!» Огромный собор был точной копией древнего – Успенского, сгоревшего в атомном пожаре очередной войны.
– Сейчас главное, не допустить новой Гражданской, – сказал Нику Антон Степанович перед началом церемонии, – я рад, что ты понял меня правильно.
– Да, мы продали Русь земную, чтобы жила Русь небесная, – продолжил он пафосно, и Ник ответил в тон своему наставнику:
– Главное, что не продешевили.
Без пяти минут самодержец понял, что этот человек не шутит, что он верит в то, о чем говорит. Что он, может быть, даже в чем-то прав.
«Так говорит Господь, – нараспев читал красивый женский голос, – Искупитель твой, Святый Израилев: Я Господь, Бог твой, научающий тебя полезному, ведущий тебя по тому пути, по которому должно тебе идти». А в ухе Ника, нет, уже Николая III, звучало привычное: голос Карен, который велит ему повернуть голову направо, налево, сделать наклон чуть заметнее, прикрыть глаза, открыть глаза и прочая, и прочая. Монарх, теперь уже не будущий, а настоящий, хотел выбросить наушник, но в последний момент передумал. Какая, в конце концов, разница! То, к чему он шел так долго, обернулось фарсом, и самое отвратительное, что не имел сил этому помешать. Как и когда это произошло? Ник не мог этого понять. Ведь идея была правильная… Вот только от этой огромной правильной идеи о долге монарха, о симфонии Церкви и власти… Что осталось от нее теперь? После маленьких, почти незаметных сделок с совестью? Ник вдруг увидел весь проделанный путь с высоты птичьего полета с такой ясностью, как бывает только накануне смертного часа…
«…О, если бы ты внимал заповедям Моим! тогда мир твой был бы как река, и правда твоя – как волны морские… И семя твое было бы как песок, и происходящие из чресл твоих – как песчинки: не изгладилось бы, не истребилось бы имя его предо Мною…»
Ник знал, что дальше пророк Исайя говорил о бегстве из Вавилона, о том, что Господь выведет свой народ из пустыни.
«Из атомной пустыни, – думал Ник, – выведет ли Господь Русь земную из атомной пустыни на свободу?»
Церемония, пресс-конференция, праздничный обед… Протокольные разговоры, плавно переходящие в неформальный обмен колкостями. Конец «вечеринки». Пора провожать гостей. Ник закрыл глаза и снова представил себе, что он последний русский император. Последний, оболганный, преданный, потерявший веру в себя. Бессильный что-то изменить, идущий по стертым ступенькам на свою Голгофу, разделивший страшную участь своего народа, отнюдь не «доброго», но безумного, безбожного, безобразного… «Только ты тут ни при чем, – жестко сказал себе новый монарх, – ты бессильная тень былого величия, не способный на элементарное сопротивление».
Представитель Вавилона протянул ему папку с одним-единственным листком: подпиши, поставь свое монаршее благословение над тем, что ты все равно не можешь изменить. Потому что необратимый процесс перезапуска начался сутки назад.
Но самодержец, подержав в руке дорогую старинную ручку, «Паркер», так и не поставил своего росчерка.
В космосе нет атеистов: когда ты чувствуешь, как земля или то, что ее заменяет, например пол с ковровым покрытием, уходит у тебя из-под ног, когда желудок подскакивает к горлу, а кровь отказывается струиться по венам и артериям так, как ей положено, поневоле начинаешь молиться гораздо усерднее, чем вычитывая привычное утреннее правило.
Изуродованная и обескровленная Земля приближалась к Николаю III неумолимо. Ник уже видел очертания Европы, видел серую пустыню, казалось, непоправимо изуродованную последней войной. Не по такой ли пустыне водил Моисей свой народ, прежде чем привести его к Земле Обетованной.
Ник знал, что никогда не привыкнет к этой России. Просто не успеет, потому что… Сколько он протянет вместе со своим народом, который был обречен на вымирание? Неделю? Месяц? Час? Родина встретила его песчаной бурей… Он сделал несколько шагов по направлению к тому месту, где, по его расчетам, должно было находиться одно из убежищ. Если он ошибся… что ж… Его путь к месту казни будет короче, чем он думал.
Через шестнадцать лет его сын Станислав станет полноценным монархом. Станет ли он настоящим правителем? Этого Ник знать уже не мог. Будет ли
