– Я говорила тебе, что отправила свои копии к звездам. Знай, я там оказалась не первой. Прилетело множество постлюдей. Сейчас там идет война всех со всеми. Это ждет и Солнечную систему, если позволить пост-гуманизму уничтожить людей… Ты спросил, кто уничтожил других претендентов на царствие. Теперь ты знаешь ответ?
– Да, – мальчик кивнул. – Постлюди не допустят укрепления общества базовых людей. Не допустят возвращения к традиционным формам правления. Вообще хоть к чему-то традиционному.
– Вы слабые и жалкие поодиночке, но ваша сила в единстве, а источник вашего единства – единообразие. Вы, люди, осознаете свою ущербность, и это вас объединяет. Всюду, где можете, вы сражаетесь с гнетом пост-людей. – Дракон слабо улыбнулась.
Если кто и выглядел сейчас ущербно, так это она – калека, чумазая и вымотанная.
– Почему ты с нами, Ламия? – спросил Илья.
– В этом нет моей заслуги. Когда мои будущие… родственники… владельцы… делали заказ Хаяо Кодзиме, они обговорили техзадание – я должна получить все преимущества драконов, но при этом сохранить генетическое родство со своей базовой сестрой, а моя эмоциональная сфера должна остаться полностью человеческой… Хаяо сохранил мне эмпатию. Я умею сострадать. Однако, по требованию заказчика, мое сострадание не распространяется на постлюдей. Их я убиваю без малейших терзаний, а вот базового человека убить не смогу – вина заест.
– Ясно. – Мальчик задумчиво кивнул и добавил: – Жаль, что ты такая одна.
– На самом деле нет. Такие, как я, возникают время от времени, но их вычисляют драконы и уничтожают. Как видовых предателей.
Илья подошел к ней и положил руку на плечо.
– Мы что-нибудь придумаем, – сказал он. – Вместе.
– Спасибо, что не ненавидишь меня, – ответила Ламия.
– Дядюшка говорил, что ненависть похожа на ноль. Когда прибавляешь ненависть к чему-то, оно не становится больше. Когда множишь на ненависть, все превращается в ничто.
Когда они спали днем, пережидая светлое время в тени деревьев, Ламия услышала всхлипы.
– Ты плачешь? – спросила она.
– Нет, – ответил Илья.
– Не забывай про мой острый слух.
– Чертов постчеловек.
– Так в чем дело?
– Я вспомнил, как дядюшка Римус брал меня на стрелки местных банд. Где бы мы ни были, он всегда выступал разводящим – его знали по всей Системе. Он брал меня на эти сходки – я не понимал зачем, а ведь он учил меня быть переговорщиком. Арбитром. Учитывать интересы каждой банды, их кодекс, историю, мотивы и темперамент. Находить компромисс, который позволит избежать кровопролития. Принимать умные решения. Ему платили за это сами банды… Вот к чему он меня готовил. Он позволял мне брать слово и разрешать мелкие проблемы за него – всегда готовый взять ситуацию в свои руки, если я провалюсь.
– Не понимаю.
– Ты сама сказала, что внутри монархического движения есть два крупных лагеря, а в каждом лагере – несколько мелких групп.
– Хочешь сказать… Что монарх – это разводящий для элиты? – озарило Ламию.
– Именно.
– И ты думаешь, что справишься?
– Справлялся раньше, справлюсь и сейчас, – гордо ответил мальчик. – Когда на Ганимеде Черные свинорылы взялись за плазменные резаки, а Полосатые шакалоиды – за лазерные дрели, угадай, кто развел их?
– У элиты другие понятия, чем у купольных банд Солнечной. Своя диалектика. Они аристократы, понимаешь?
– Приноровлюсь. Найду подход.
– Да уж, твой воспитатель занятный человек, – сказала Ламия, возвращаясь ко сну. – Они хотели государя, безупречного во всем. По крайней мере, в твоем случае они получили бы опытного разводящего, а это уже немало.
– Красивый звездопад, – сказал Илья во время одного из ночных переходов. Небосвод расчертили яркие полосы.
– Ага, – согласилась Ламия. – Это остатки российской спутниковой группировки. Надо торопиться. Кризис власти нарастает.
– Какой еще кризис власти?
– На месте увидишь, – пожала плечами дракон. – А вообще, как любит говорить действующий Президент Российской Федерации Ингеборга Корхонен, maassa maan tavalla.
– Чего? – встрепенулся мальчик.
– Тебе перевести?
– Не надо. Я знаю финский, наблатыкался на Седне с их братом. Какого лешего Президент России финка?
– А вот надо было новейшей историей интересоваться, тогда бы и знал, – поддразнила его Ламия.
– Мы что – опять Финляндию присоединили?
– Ага. Поделили с Хеленмаром, как и Украину.
– Мне уже страшно идти в Россию. У меня дурные предчувствия, – признался Илья.
– Я же обещала, что найду чем тебя удивить, – беззаботно ответила дракон.
Двигаясь ночами, они в итоге добрались до границы. Это была километровая полоса отчуждения между странами. Минное поле, прикрытое башенками роботов-стрелков. Проход был двухполосной бетонкой, пересекавшей ничейную землю. Со стороны Хеленмара у противотаранных блоков стояла пара летающих машин пехоты и прохаживались часовые. Никакого движения через границу не было.
– По полю не пройти, – сказала Ламия. – Мирно нас тоже не пропустят. Придется штурмовать блокпост.
– Это глупо. Я против, – отозвался Илья. – Даже если мы всех здесь убьем, на той стороне посчитают нас преступниками, прорывающимися на территорию РФ. Нам и русских пограничников перестрелять прикажешь?
– Ну, это будет уже перебор, – после недолгого раздумья согласилась дракон.
– К тому же ты покалечена, – заметил мальчик. – Не сможешь сражаться в полную силу. И у них две ЛПМ.
– А у нас две плазменных гранаты и кварк-глюонный бластер. Там всего-то дюжина свиноморфов ошивается.
Илья вдохнул:
– Дядюшка Римус говорил, что если бы оружие решало проблемы, драконы отрастили бы себе десять рук и взяли бы в каждую по бластеру. Когда решаешь проблемы оружием, их становится только больше, и, в конце концов, они берут тебя в кольцо, которое сжимается с каждым нажатием на спусковой крючок.
– Я вот люблю пострелять, – пожала плечами дракон.
– А умирать ты любишь?
– У меня богатый опыт по этой части. Меня убивали раз двадцать, – призналась Ламия.
– Горячая репликация? – предположил Илья.
– Как и у большинства драконов.
– И каково это – умереть и воскреснуть?
Ламия задумалась, вспоминая:
– Это словно руку отлежать, но только не руку, а голову – первые несколько часов мозг колют
