Элерик злился, оттого что ему пришлось остаться в замке и бороться с непреодолимым желанием немедленно ринуться в бой. Долго копившемуся гневу требовался выход.
И дело было не только в том, что люди Камерона посмели прикоснуться к тому, что Элерик считал своим — а Кили принадлежала только ему. Надо было выплеснуть на кого-то обиду на злой рок, который лишил его надежды на будущее с любимой женщиной.
Но вместо этого Элерику приходится дожидаться братьев, охраняя женщин, словно он был обычным стражником.
Его место сейчас было рядом с Кили, но Мэдди согласилась присмотреть за ней, пока он дежурит в зале на случай, если дозорные поднимут тревогу.
В камине догорал огонь, но вместо того, чтобы позвать прислугу, Элерик сам принялся за дело, и вскоре пламя, радостно урча, жадно начало пожирать новые поленья.
Вдруг Элерику показалось, что со двора доносятся голоса. Он прислушался, а затем побежал к дверям и, проскочив вниз по лестнице, окунулся в морозный ночной мрак.
Он сразу увидел Йена и Кэлена, которые въезжали во двор со своими воинами. Охватив группу быстрым взглядом, Элерик понял, что они вернулись в полном составе, а это означало, что-либо дичь ускользнула от охотников, либо сражение прошло без потерь.
Йен спешился и вытер руку о тунику, оставив кровавый след. Элерик подбежал к нему.
— Ты ранен?
Йен посмотрел на руку и отрицательно покачал головой.
— Нет, мы все целы.
— Наемники мертвы?
— Да, — мрачно подтвердил Кэлен. — Больше они нас не потревожат.
— Хорошо, — сказал Элерик и кивнул.
— Мы ничего не смогли из них вытянуть, но, честно говоря, я не стал дожидаться их признаний, — сказал Йен. — Эти люди похитили Криспена и Кили. Кили сказала, что они упоминали имя Камерона. Мне этого вполне достаточно.
— Сколько еще мы будем ждать? — негромко спросил Элерик.
Воины, стоявшие вокруг, молчали, но в их глазах, устремленных на лэрда, застыл тот же немой вопрос. Они хотели войны. Они были готовы биться. Все, как один ненавидели Камерона за те страдания, которые он причинил их клану. И ни один Маккейб не обретет покой до тех пор, пока Камерон и его подельники не будут стерты с лица земли.
— Недолго, — коротко ответил Йен. — Потерпите немного. Когда родится мой ребенок, мы заявим права на Нимх Алаинн, а после свадьбы Элерика и Рионны Макдоналд объединим все кланы северной Шотландии. И вот тогда мы насадим Камерона на наши мечи, как кабана на вертел.
Гул одобрения пронесся по двору. Факелы и мечи взлетали вверх, по мере того, как боевой клич перекатывался от воина к воину. Мечи звенели, ударяясь о щиты, пугая лошадей, которые пятились назад от нарастающего рокота и вида крепко сжатых кулаков.
В мерцающем свете факелов Элерик взглянул на братьев. Глаза Йена горели решимостью, и впервые за долгое время Элерику стало стыдно из-за своего эгоизма и постоянной демонстрации недовольства по поводу предстоящей свадьбы.
Йен всем жертвовал ради клана. Он сам обходится малым, лишь бы у каждой женщины и у каждого ребенка была еда на столе. Лэрд воздавал своим воинам по заслугам и ценил их, и благодаря его усилиям их клан стал одним из сильнейших кланов во всей Шотландии.
И если Элерику суждено внести свою лепт> в общее дело — ради брата, ради Мейрин, благодаря которой их род не угаснет, — он сделает это с радостью и гордостью.
Он протянул брату руку открыто, ладонью вверх. Йен схватил ее, и их пальцы переплелись. Кожа Йена блестела от пота и крови. Мышцы рук обоих братьев напряглись — так крепко они держались за руки.
В их взглядах, устремленных друг на друга, читалось полное взаимопонимание.
Кэлен вложил меч в ножны и приказал людям спешиться и расходиться по домам, затем повернулся к братьям.
— Хочу искупаться в озере. Кто со мной?
Глава 25
Когда Кили снова открыла глаза, в голове была звенящая пустота, как в большой пивной кружке, а вкус во рту был такой, будто она земли наелась. Кили звучно почмокала губами и облизнулась, пытаясь хоть немного увлажнить их.
Она повернула голову и застонала. Господи, каждое движение причиняло боль!
Все ее тело обмякло, кожа стала липкой от пота. Кили была раздета и лежала буквально в чем мать родила. Меховые одеяла сползли вниз и сбились в бесформенную кучу у изножья кровати.
От стыда горячая волна прокатилась по телу девушки Ей казалось, что вся кожа стала пунцовой. Только одному Богу известно, кто побывал в ее комнате, пока она металась в горячечном бреду.
И снова стон был готов вырваться из ее груди, но Кили плотно сжала губы, издав звук, похожий на рычание. Все, хна гит с нее, больше никаких стонов. Как могла она превратиться в это жалкое, беспомощное существо? Она даже точно не знала, в течение какого времени Мэдди и остальным пришлось с ней нянчиться, пока она валилась в постели, словно слабое капризное дитя. Сколько дней она провела в беспамятстве? Какой позор!
Она попыталась пощупать свой лоб, но рука, словно плеть, безвольно упала на постель. Горло все еще саднило, правда, озноб прошел, оставив после себя страшную слабость и беспомощность, как у новорожденного ребенка.
Кстати, о новорожденных! Ей нужно было срочно осмотреть Мейрин, чтобы удое говориться, что с ребенком все хорошо. А это означало только одно — она должна встать с поспели.
Прошло несколько томительных минут. прежде чем Кили, превозмогая слабость, доползла до края кровати и седа. Ванна, наполненная до краев, сейчас была бы очень кстати, но у нее не было на это сил.
Она с трудом дотащилась до миски с водой и, намочив тряпочку, долго обтирала тело, пока не ощутила некое подобно бодрости. Ей безумно хотелось прыгнуть в озеро, остудить жар и вновь почувствовать себя
