В то время как Чингисхан, по крайней мере, как считается, сражался за то, чтобы установить учение единого Бога и искоренить с лица земли мусульман, евреев, христиан, идолопоклонников и всех, превозносящих каких-либо пророков, святых или законодателей, делая их равными или почти равными Единому Верховному Существу, Тимур провозглашал, что ведет битву только ради славы и распространения мусульманской веры и учения пророка до всех краев земли. Его армия подчинялась тем же правилам, которые обеспечивали сплоченность и дисциплину огромных ратей первого монгольского завоевателя, чьи законы и военные распоряжения строго соблюдались его преемниками, среди которых нет ни единого татарского вождя между границами России и Китайской стеной, кто не претендовал бы на происхождение от великого Чингисхана. Каждый начальник и простой солдат под страхом смерти отвечал за жизнь и честь своих товарищей; от них требовалась учтивость, честность и справедливость в отношениях друг с другом; убийство, лжесвидетельство и кража вола или коня карались смертной казнью. Чингисхан также заповедал своим преемникам и потомкам, что, раз начав войну, монгол не должен щадить врага, если только он смиренно и искренне не взмолится о милости, но Тимур после вступления на имперский трон не выказал ни корыстолюбия, ни неумеренного честолюбия, а свою первую войну с внешним врагом начал только потому, что того требовала необходимость самообороны.
Примерно в 1370 году смута, возникшая в Кыпчакской Орде и разделившая ее на несколько независимых государств, каждое из которых принадлежало отдельному хану, заставила Тохтамыша, потомка императорской династии и сына убитого Уруса, уступить отцовский трон другому Урусу и бежать из своей страны; он обратился за защитой к Тимуру, и император принял его у себя с величайшей щедростью и отдал ему в управление одну из провинций. Едва Тохтамыш успел обосноваться как новый правитель в Отраре и Сабране[203], которые граничили с побережьем Аральского моря и приближались к пределам Дешт-и-Кипчака, как Кутлук-Буга[204], сын хана Яика или Астрахани, откуда бежал изгнанный Тохтамыш, выставил против него большое войско; но хотя он и разбил Тохтамыша, который остался лежать на поле голый и раненный, но и сам был убит в бою. Его брат Токтакия поклялся отомстить за его смерть, а его отец отправил послов к Тимуру с письмом, которое гласило следующее: «Токтамыш убил моего сына и бежал под крыло к тебе. Выдай его мне, потому что он мой враг. А если не выдашь, то я буду воевать с тобой, и нам не останется ничего иного, кроме как встретиться на поле боя». На это требование император ответил послам: «Тохтамыш пришел ко мне, прося защиты, и я его не выдам. Возвращайтесь к Урус-хану и скажите ему, что я принимаю его вызов и готов к войне и мои храбрые воины не знают иного долга, кроме войны. Это львы, которые живут не в лесах, а в лагерях и армиях».
После того как астраханские послы вернулись к своему господину, Тимур выступил навстречу войскам Дешт-и-Кипчака; однако зима застигла обе армии в бесплодных степях между Каспием и Самаркандом, где они несколько месяцев стояли на небольшом расстоянии друг от друга, так как и та и другая были не в состоянии вести военные действия из-за глубокого снега и сильного мороза. Однако с приближением весны император двинулся вперед. Нанеся сокрушительное поражение вражеским войскам, он заставил его вернуться восвояси; после чего Тимур, поручив Тохтамышу, выступавшему в качестве проводника, командовать авангардом, привел свою рать в Дешт-и-Кипчак. Он захватил и разграбил несколько пограничных городов и перебил всех жителей; после смерти Уруса и его старшего сына Токтакии, который последовал за отцом через несколько месяцев, император почти без сопротивления посадил Тохтамыша на трон и затем вернулся в Самарканд. Но Тохтамыш снова был вынужден бежать от Тимур-Малика, третьего сына Уруса; но из-за его распутного образа жизни и злоупотреблений собственные подданные предпочли вернуть Тохтамыша, а когда в следующем году московский князь Дмитрий нанес сокрушительное поражение Мамаю, сарайскому хану, в Куликовской битве на берегах Дона, где после боя поля на 20 километров были усеяны трупами, Тохтамыш привел армию вдоль его берегов и овладел столицей и таким образом снова объединил в одной империи разделенный улус Джучи в Дешт-и-Кипчаке. Спустя год после этого он вторгся в Россию, сжег и разграбил Москву, которую защищал князь из царского рода, и потребовал у москвичей по рублю за каждые восемьдесят убитых соотечественников, которых они хотели похоронить с приличествующими ритуалами, и бояре выкупили 240 тысяч погибших за 3 тысячи серебряных рублей.
Персия, которая после смерти Абу Саида, последнего наследника Хулагу, стала жертвой раздора и смуты и разделилась между множеством мелких князьков, ничем не вызванным нападением одного из ее князей на Бухару, а также короткой и безрезультатной осадой Самарканда навлекла на себя страшное возмездие монголов, и Тимур с громадной ратью пришел на ее равнины. Вместо того чтобы объединиться с целью общей и взаимной защиты, каждая провинция опрометчиво пыталась противостоять ему самостоятельно, в одиночку, и каждая была сметена, словно пыль, перед войсками Тимура в их непреклонном наступлении. Шах Мансур, султан Фарса, чей характер омрачался самой гнусной жестокостью и который приказал ослепить нескольких персидских правителей, когда они, спасаясь от захватчиков, укрылись в его государстве, будучи одним из самых слабых, оказался при этом едва ли ни единственным иранским полководцем, который энергично и умело противостоял монголам и упорно сопротивлялся их продвижению. У Шираза он вместе с 3–4 тысячами воинов пробился сквозь 30 тысяч монгольских всадников и, сметая все на своем пути, приблизился на расстояние двух шагов к императору, который сражался в гуще боя. Лишь четырнадцать телохранителей оставались возле знамени Тимура, но он сражался с мужеством обычного солдата и таким отчаянным упорством, с которым борются за свою жизнь. В его шлем дважды ударил скимитар Мансура, но Тимур оставался тверд как скала; его воодушевленные спутники сплотились вокруг него, и через несколько мгновений голова шаха слетела наземь от удара Шахруха, младшего сына Тимура, которому еще не исполнилось и семнадцати лет, и он бросил отрубленную голову к ногам отца. Император приговорил всех представителей рода Музаффаридов, из которых происходил Мансур, к страшной смерти, хотя ко всем пленникам, которых нашел в подземельях Фарса, отнесся с большой добротой; и, восстановив в прежнем положении тех, кто был ослеплен или подвергся иному жестокому обращению со стороны Мансура, он украсил город Исфахан башнями из 70 тысяч человеческих голов. Затем, отпра вившись
