— Ты иди, а я останусь. Хочу подумать.
Гремори кивает, а затем уходит.
Скрип двери; морозный сквозняк заставляет задержать дыхание. Шаг, второй, третий, и слух накрывает шум голосов и трепет крыльев. Гремори щурится, улыбаясь; а над головой звучит громоподобный голос:
— Понеслась!
Круглая тень постепенно расширяется из крошечной точки в огромный круг на лице Гремори. Он успевает лишь широко раскрыть глаза от удивления перед тем, как огромный ком снега обрушивается ему на голову.
— С белым праздником! — громко хохочет Рыжий, зависая над головой друга. — Привыкай, жизнь у отшельников — не мед с молоком!
— Это уж точно, — бормочет Гремори. Снег проникает под одежду, и теперь холодная влага заставляет дрожать. Он смотрит на Рыжего; а над тем росчерк тьмы, что оставляют черные крылья Гнева.
Рыжий плюхается в кучу снега под общий хохот всех собравшихся.
— И тебя также, рыжая борода! — приземлившись, Гнев подает руку Рыжему. Тот принимает помощь, но, спустя мгновение, пара снежков врезаются в лицо первого. Рыжекрылые проказницы без остановки начинают закидывать Гнева снежными шарами.
Бронтида грома лишь на миг заглушает смех и гвалт голосов всех отшельников.
Гремори кажется, что он попал в центр белоснежного хаоса, где перед глазами искрятся счастливые взгляды; где смех похож на музыку: без ритма, но настолько заразительную, что ей невозможно сопротивляться.
Наверное, так переживается свобода? Или один из ее осколков, что рассыпаны по периферии того пути, который проходит каждый. Успеешь ли собрать ее целиком прежде, чем дорога завершиться?
Глава 8
Ретроспектива. Заговор Теней
— Полагаешь, что создание такого символа, действительно, нужно? Это ведь так хлопотно. Не проще ли провести инициацию по всем правилам, а затем внушить молодому Лераишу образы полета к кроне Колосса. Вкушение плодов. Долголетие. И все будут счастливы, — последние слова Эксия произносит веселым мелодичным голосом.
— Скорее это необходимо. Трансформация в шейдим среди «серых» слишком невзрачна, она не всплывает на поверхность и быстро забывается, однако, шейдим среди семьи архонта — это станет внушительным назиданием для будущих поколений. Миф с Лифантией ведь играет свою роль, внушая упрямое стремление к счастью через труд. Зачем кнут, если можно нарисовать красивую картинку, воплощение которой требует делать то, что выгодно нам? Наивно при этом полагая, будто все делаешь для себя. Превосходная машинерия!
Фарфоровая фация Эптиссы равнодушно рассматривает горы, окольцовывающие Эрриал-Тея; огромную стену, что очерчивает линию горизонта вдали. Старшая из Теней тяжело вздыхает, поправляя маску.
— Значит, на примете гиос Лераиш? — Эксия переводит взгляд на старшую сестру, она почти чувствует ее тоску, которая слышна в голосе, которая отчетливо лучится из каждого движения, но предпочитает не касаться этой темы.
— Очень впечатлительный мальчик. И если ты права, и причина трансформации — аффект, то у нас все получится. Сопляк подавиться правдой, и его совесть не выдержит.
— А если я неправа?
Эптисса усмехается:
— Если наш принц не примет крови шейдим… что же… он может принять ту толику правды, которую мы ему расскажем и взойти на трон. Тогда мы просто сосредоточим внимание на его отце или брате. Если же он не примет настоящее положение дел, то что он может сделать? Не в его власти осквернять веру в Колосса. Народ отвернется от него, а мы обоснуем его гнев неспособностью выполнить свой долг.
— А как же теплые отношения между братьями? Велик шанс, что Вассаго встанет на сторону старшего брата. И очень большой. — Эксия отворачивается от солнца и опускает маску на шею. — Мне кажется, что скоро это фарфоровый лик прирастет к моей коже.
Старшая из Теней внимательно смотрит на младшую сестру: как лучи закатного солнца проходят рядом с ее лицом:
— Младший брат выдает довольно яркие черты властолюбия и тщеславия, которые намного сильнее его привязанности к Лераишу. Он с радостью примет бразды правления от Эрриал-Тея, а Тессера уже способствует тому, чтобы Вассаго меньше думал о посторонних, концентрируя внимание только на ней.
— И все будут упоминать падшего гиоса Лераиша в любых сравнениях. Яркий образ живого демона. Шейдим Лераиш, — Эксия произносит слова так, словно пробует их на вкус. — Убьешь его после трансформации?
— Нет. Казним, как любого падшего хегальдина. Отсечем крылья; а за стенами Эрриал-Тея его сожрут ардхи или же он умрет от жажды, от голода. Шейдимы умирают довольно быстро. А слухи об ужасной смерти возникнут сами собой. Хегальдинам нравится пугать друг друга страшными сказками. В итоге мы получим два рычага управления, и если первый подталкивает работать «серых» для счастья и крыльев, то второй заставит устрашиться собственного недовольства и гнева. Остается лишь делать то, что позволено делать и верить в лучшее.
Эптисса усмехается под маской. Она выдерживает короткую паузу и, склоняя голову набок, добавляет:
— Не боишься превратить свое лицо в камень? Уж лучше фарфоровая маска, чем окаменение.
Эксия отвечает хищной улыбкой, а затем шлет воздушный поцелуй одними губами.
— Отец был прав — день начинает уступать ночи. Вскоре солнца не станет, и мы сможем занять прежнее место в этом мире.
Шестая из Теней прячет лицо за маской и поворачивается в сторону солнца, последние лучи которого окрашивают фарфоровый лик бледно-алым.
— Именно этим и судьба пыталась от нас избавиться, — отстраненно шепчет Эптисса. — Приманила нас, как мотыльков. И превратила в камень.
— Ты веришь в судьбу?
— Какая разница. Не в наших силах бороться напрямую с подобным явлением.
Шестая и седьмая из Теней стоят, всматриваясь в небо, в то, как оно тускнеет, как вместе со светом исчезают краски. Как вместе с солнцем исчезает и само небо.
— Однако, это красиво. Один из спектральных цветов над головами. Но скрывает от глаз целую вселенную, — произносит Эксия, а затем оглядывается на сестру: — Что-то не так?
— Хочу сегодня навестить Тенебриса, но одной… — тяжесть голоса Эптиссы кажется материальной.
— Я полечу с тобой.
Привязанность Эптиссы к старшему брату, никогда не являлась тайной для остальных сестер.
«Это, как
