Стоит мне открыть глаза, ничто уже не будет прежним. Я чувствовала это.
Мои веки не двигались, пока я стягивала одеяло. Вместо этого они распахнулись резко, словно я больше не владела собственным телом, мгновенно явив темноту.
Страх – это чудовище. Стоит вам впустить его, он уничтожит вас изнутри.
Несмотря на это страх не враг. Моим врагом было отсутствие мира. В горле поднялся крик, но так и не нашел выхода, поскольку тьма наконец забрала то, чего желала больше всего. Меня. Тьма победила.
16. Лея
В голове у меня была каша. Ничего не имело смысла. Сознание то вспыхивало, то угасало под громкий писк приборов вокруг. Когда я ощущала иглу в плече, то ахала. Голоса надо мной кричали друг на друга, отчего трудно было разобрать, о чем они говорят. Временами мне казалось, что я покачиваюсь на воде. Время ничего не значило. Каждый раз, когда мне удавалось разлепить глаза, надо мной склонялось новое лицо. Я звала Матушку, но ее, похоже, там никогда не было. В нос мне засунули трубки, и внезапно стало легче дышать.
Я спала.
Я просыпалась.
Снова писк приборов. На сей раз я открыла глаза и увидела смутно знакомые лица. Губы у них шевелились, но слова привели меня в замешательство. Я снова позвала Матушку. Сердце у меня учащенно билось и безумно толкалось в груди. Слишком много голосов. Я заткнула уши и зажмурилась. Каждая косточка в теле казалась свинцовой. Я просто хотела поспать, хотела, чтобы меня оставили в покое, чтобы никто со мной не разговаривал, не тыкал в меня ничем и не трогал. Я просто хотела, чтобы они прекратили. Мне нужно было пространство. Время, чтобы все осмыслить. Всего было слишком много.
Слова не попадали на язык, остановившись где-то в легких, которые превратились в кулак, выжимавший весь доступный воздух. Я не могла дышать. Грудь ходила ходуном, толчками выдавливая каждый выдох.
– Дыши, милая. Просто дыши. – Рядом снова возникло знакомое лицо, на лоб легла теплая ладонь.
– Где Матушка? – спросила я, пытаясь заглянуть за многочисленные фигуры в комнате. – Матушка. Не сердись.
И тут знакомое лицо омрачилось. Только что оно сияюще улыбалось мне и вдруг посмотрело на меня так, будто я его убила. Прежде чем осмыслить, что я сделала не так, лицо исчезло из виду. Горе нахлынуло, как волна, смывающая за собой все.
– Все в порядке, солнышко, – сказала молодая медсестра, подкручивая циферблат, отчего по трубкам мне в нос пошло больше воздуха. – Просто дыши.
Свежий кислород хлынул мне в легкие. Я глубоко вдохнула, стараясь вернуть себе самообладание.
– С тобой все в порядке, – прошептал знакомый голос.
Хотя я узнала ее лицо, я колебалась дать имя. Она снова нежно гладила меня по лбу, а по щекам у нее текли слезы. У меня было столько вопросов, но веки отяжелели, и глаза закрывались сами собой. Я вырубилась прежде, чем смогла выдавить следующее слово.
Каждый раз, когда я просыпалась, она была рядом, всегда молча парила на краю поля зрения. В окружении незнакомых звуков ее присутствие успокаивало, но глаза отказывались открываться дольше чем на несколько секунд зараз. В краткие мгновения бодрствования казалось, что надо мной каждый раз нависает лицо новой медсестры или врача. Мне трудно было уследить за происходящим. Столько лет моими нуждами занималась только Матушка, и мне было неуютно от того, что вокруг постоянно столько людей, гул голосов, говорящих обо мне. Но суть слов ускользала от моего понимания. Я страстно мечтала о покое моего подвала. По крайней мере, там было тише.
Наконец однажды ясным утром я проснулась от того, что браслет тонометра крепко сдавил мне предплечье. Я окинула взглядом палату и не обнаружила никого, кроме медсестры. Я ожидала снова увидеть женщину со знакомым лицом, но, насколько я понимала, ее поблизости не было. Мое сознание сыграло со мной шутку? Может, ее тут никогда и не было. Меня посетила мысль: а вдруг меня отправили в больницу Матушки? Я подобралась в ожидании момента, когда она войдет в дверь, наверняка сердитая за весь учиненный мной переполох.
– А, привет, – прощебетала медсестра, измеряя мне давление и заметив, что я проснулась. Она широко улыбнулась мне. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – прокаркала я, удивившись своему хриплому голосу.
– Вот, солнышко. У тебя серьезное обезвоживание. – Она поднесла мне чашку с водой, чтобы я могла попить через соломинку.
Ее жизнерадостный тон и заботливая манера обращения с больным составляли разительный контраст с поведением Матушки. Мои собственные губы изогнулись в ответной улыбке.
– Мы накачивали тебя жидкостями через капельницы, но в горле некоторое время будет очень сухо.
Я жадно пила из чашки, не в силах припомнить, когда еще мне так хотелось пить.
– Не так быстро, – сказала она, чуть отодвигая чашку. – Мы же не хотим, чтобы тебе стало плохо.
Я выпустила соломинку из губ, как она попросила, но все равно чувствовала себя так, словно могла бы выхлебать галлон воды. «Мы» не хотим, чтобы тебе стало плохо. Вот что она только что сказала. Я не могла не понять, кто это «мы». На деле у меня в голове роился миллион вопросов. Но не успела я превратить их в слова, как в дверь постучали.
– Матушка, – прошептала я.
Меня затрясло. Я знала, что мне придется извиняться, но еще не была готова. Меня замутило, и я пожалела, что я не одна. Яркая веселая медсестра не должна видеть моего наказания, быть свидетельницей моего позора.
– Можно войти? – спросил сочный женский голос.
Я выдохнула, проваливаясь обратно в подушки.
– Привет. Я доктор Маршалл, – произнесла женщина, открывая дверь в палату.
Она протянула узкую ладонь с длинными пальцами и идеальным маникюром. Я долго таращилась на ее руку. Как ни странно, я ни разу в жизни не пожимала руку другому человеку. Она терпеливо улыбалась, дожидаясь, когда я буду готова. Я опасливо протянула собственную ладонь и вложила в ее. Моя выглядела бледной и мертвой.
Я внимательно смотрела, как она устраивается на стуле рядом с моей кроватью.
– Как поживаешь? – непринужденно спросила она, словно мы старые друзья.
Я молча таращилась на нее. Кажется, правильного ответа на вопрос не было. В тот момент все было очень запутанно.
– Я говорила с твоими врачами, и они сказали мне, что ты полностью поправишься – в сложившихся обстоятельствах. – На последних словах ее взгляд мимолетно затуманился.
– Вы один из моих врачей? – спросила я.
Голос у меня по-прежнему звучал хрипло, и я пожалела, что не выпила больше воды.
– Я психолог при этой больнице. В случаях, подобных твоему, больница обычно привлекает таких специалистов, как я, на ранних этапах. Мы
