Кобра раскрутилась, покачиваясь под неслышимую мелодию, развернула капюшон, потом потянулась – все выше и выше, к красоте лавандовых крыльев и аметистовых глаз, отражающих свет звезд.
– Я, Угиэль, призываю моих братьев. Наама!
Гриф тянул ощипанную шею, пока не появились огромные черные крылья и угольно-черные глаза на бледном лице.
– Рофокаль!
Пронзительное жужжание комара – и вот посреди пустыни стоит нефилим с огненно-красными крыльями и глазами цвета граната.
– Ишет!
Крокодил разинул пасть, обнажив ужасные зубы. Казалось, будто он проглотил сам себя, а потом выплюнул обратно высокого зеленокрылого, изумрудноглазого нефилима.
Иалит заметила драконоящерицу и вздрогнула.
– Иблис!
Он вырвался из чешуйчатой шкуры, прекрасный и внушающий благоговейный ужас.
– Эстаэль!
Таракан промчался несколько дюймов, а потом что-то вспыхнуло, взметнулась пыль и осела, открывая взгляду очередного нефилима.
– Эзеквен! – Сцинк.
– Негарсанель! – Блоха.
– Разиэль! – Червь.
– Румаэль! – Слизень.
– Румиал! – Рыжий муравей.
– Эртаэль! – Крыса.
Один за другим существа превращались в нефилимов с их белой кожей и разноцветными сверкающими крыльями.
Угиэль вскинул руки:
– Я, Угиэль, перед братьями моими нефилимами беру в жены Махлу, предпоследнюю дочь Ноя и Матреды.
Махла медленно подошла к нему. Огромные крылья окутали ее.
Иалит затаила дыхание. Грудь что-то сдавило, и она судорожно пыталась вздохнуть.
А потом она увидела другой круг, вокруг кольца нефилимов.
Пеликан, который днем наполнял водой ее кувшин, выпрямился и превратился в высокое сияющее существо с серебряными волосами и крыльями:
– Аларид!
Бронзовые надкрылья скарабея словно бы вспыхнули, и вот он встал, сверкающий, в шелесте золотых крыльев:
– Аднарель!
Рыжевато-коричневый лев с пышной гривой взметнулся на задние лапы и перетек в тело серафима. Золотистые кончики крыльев мерцали в свете звезд.
– Ариэль!
Золотая змея, большая, как кобра-нефилим, но исполненная не тьмы, как та, а света, выкрикнула, преобразившись:
– Абасдаргон!
Один за другим серафимы меняли облик и называли свои имена. Золотой нетопырь взмыл в воздух:
– Абдиэль!
Взъерошенная белая сова расширила круглые серебристые глаза, и внезапно они засияли на лице серафима, и серебряно-синие крылья словно коснулись неба.
– Акатриэль!
Белый леопард, стремительный, как ветер, воскликнул:
– Абузахар!
Нежная пушистая мышь вытянулась с возгласом:
– Ахса!
Рядом с мышью встал тигр:
– Адабиэль!
Мгновением позже выпрямились белый верблюд и жираф:
– Адмаэль!
– Аднакиэль!
Последним взмыл к небу белый гусь, и крылья его сделались белоснежными.
– Айбиэль!
В самом звучании их имен было нечто целительное.
Хотя круг серафимов был шире круга нефилимов, когда они распахнули крылья во всю ширину, кончики их соприкоснулись.
Нефилимы тоже распахнули крылья и развернулись лицом к серафимам, и их великолепные крылья задели друг друга.
– Братья, – произнес Аларид, – вы все еще братья нам.
Угиэль коснулся своими лавандовыми крыльями серебристых крыльев Аларида:
– Нет. Мы отреклись от вас и от всего того, за что вы стоите. Эта планета наша. Эти люди наши. Мы не понимаем, почему вы остались.
– Потому, – твердо ответил Аларид, – что, как бы громко вы ни отрекались от нас, мы все равно братья и этого не изменить никогда.
На долю секунды Угиэль сделался похожим больше на кобру, чем на нефилима. Иалит подавилась вскриком. Махла, маленькая и хрупкая, так и стояла в центре круга, защищенная лишь своими темными волосами.
Иблис, перетекая в облик драконоящерицы и обратно, соприкоснулся крыльями с Ариэлем:
– Мы сделали выбор. Мы отреклись от небес.
– Значит, земля никогда не будет вашей. – Ариэль снова сделался львом. Он взрычал и умчался прочь, скрывшись за горизонтом.
Два круга рассыпались в вихре сверкающих крыльев. Иалит моргнула, а когда она открыла глаза, то увидела лишь высокого нефилима с лавандовыми крыльями. Он ласково обнимал Махлу. Макушка Махлы – далеко не самой низкорослой из девушек оазиса – едва доставала Угиэлю до пояса.
Иалит, словно застыв, сидела на камне. Крылья Угиэля раскрылись, а потом изящным движением сомкнулись вокруг Махлы, ограждая ее. Иалит почудился запах камня. Потом что-то вспыхнуло – не свет, как у единорогов, а тьма, от которой ночь сделалась еще темнее, – и вот пустыня воистину опустела. Махла и Угиэль исчезли.
Иалит испуганно вскрикнула.
– Крошка, – раздался у нее за спиной мягкий голос, – чего ты боишься?
Девушка обернулась и увидела Иблиса, его пурпурные крылья были подняты и словно бы сливались с ночным небом.
– Махла… – проговорила она. – Я боюсь за Махлу.
– К чему страх, драгоценная моя? Угиэль позаботится о ней. Как я позабочусь о тебе. В оазисе ходят слухи о том, что грядет нечто ужасное – извержение вулкана, падение горы, небывалые землетрясения, вспучивание земли, не сравнимое с той легкой дрожью, какую вы сейчас едва замечаете.
Иалит кивнула:
– Мне кажется, что моему отцу страшно. Но что мы можем сделать? Если вулкан извергнется, мы никак не сможем остановить его.
– Нет. И убежать от него не сможете. Но я защищу тебя.
– Как?
– Нефилимы обладают силой. Если ты пойдешь со мной, я буду оберегать тебя.
– Пойду с тобой? Куда?
– Я построю для тебя дом, полный прекрасных вещей. Тебе не придется больше спать на грубых шкурах, воняющих зверями. Я дам тебе пищу и вино, каких ты никогда не пробовала. Пойдем, мое чудное маленькое сокровище, пойдем же со мной.
– Когда?.. – Она не договорила.
– Сегодня. Сейчас.
Иалит подумала о двух кругах, из серафимов и нефилимов. Иблис предложил ей защиту, не Ариэль. Махла ушла с Угиэлем, не с Аларидом.
– А что будет с моей семьей? – спросила она. – С моими близнецами?
– Только тебя я зову с собой, – ответил Иблис. – На других мои силы не простираются.
Девушка посмотрела на звезды. Покачала головой:
– Близнец День все еще нуждается во мне.
– Любовь терпелива, – сказал Иблис. – Я подожду. Но думаю, что в конце концов ты все же придешь ко мне.
Он погладил ее по мягким, блестящим волосам, и в прикосновении его было удовольствие.
Иалит сощурилась, глядя на сверкающую россыпь звезд, и ей почудилось, будто она снова видит, как Сэнди кланяется ей в дедушкином шатре, как Деннис держится за ее руку, когда боль от ожогов заставляет его плакать.
Иблис снова коснулся ее волос:
– Я подожду.
Иафет пришел проведать Денниса. Он внимательно осмотрел юношу, потрогал оставшиеся струпья, осторожно снял отслоившуюся полоску тонюсенькой кожи.
– Тебе лучше.
– Намного лучше. – Деннис улыбнулся ему, и улыбка уже не казалась трещиной на обгоревшей коже. – Я ночью выходил с Иалит и Оливемой, и мы слушали звезды.
– Это хорошо, что ты способен слышать звезды. – Иафет уселся рядом с Деннисом на груду шкур и сложил на бронзовых коленях руки, все в фиолетовых пятнах от вина.
Вид у Денниса сделался обеспокоенным.
– Они твердят мне, чтобы я пребывал в мире. Во всяком случае, мне так кажется, что звезды именно это мне говорят.
Иафет кивнул:
– Оли мне рассказала. Мир между моим отцом и дедом. Ты разговаривал с моим отцом про его ссору с дедушкой Ламехом?
– Да, один раз, когда он пришел навестить меня. Но я толком не понимаю, из-за чего они поссорились.
– Вода, – ровным тоном проговорил Иафет. – Большинство раздоров в оазисе происходит из-за нее. У дедушки лучшие и самые глубокие колодцы во всем оазисе, но он стар, чтобы заботиться о собственных садах и рощах. Они
