«Держитесь своих богов, – велел Мадог. – Вы хорошо им служили и живете в свете их милости. Я тоже буду служить Владыкам этой земли, ибо я остался жив их милостью».
Постепенно народ Ветра начал относиться к нему как к соплеменнику, позабыв про внешние отличия.
Старейшина сказал:
– Отказаться от поклонения нелегко.
– Когда поклоняться начинают людям, просыпаются гнев и зависть. Мне не будут поклоняться, так же как я и не буду королем. Людям следует поклоняться богам, а не себе самим, – ответил Мадог.
– Ты мудр не по годам, сын мой, – сказал Ресчел.
– Мой отец не хотел, чтобы ему поклонялись. А вот некоторые из его сыновей пожелали этого. Потому я и очутился здесь.
Барабаны на другом берегу смолкли.
Старейшина смотрел на Мадога и Зилл, пока движения их танца понемногу не замедлились. Потом он взял руку Мадога и положил ее поверх руки Зилл. А затем возложил руки им на головы. И тут барабанный бой зазвучал снова. Громко и близко. Угрожающе.
Гомон пробежал по рядам народа Ветра, когда они увидели быстро приближающиеся выдолбленные из дерева каноэ со множеством гребцов в каждом. На носу среднего, самого большого каноэ стоял высокий светлокожий голубоглазый человек.
Мадог с радостным криком спрыгнул с камня и побежал к воде:
– Гвидир!
Глава пятая
Пламень, властный греть и жечь…
Мег тихо лежала на своей кровати на чердаке, глаза ее были закрыты. Рука продолжала размеренно поглаживать Ананду, ощущая покалывающее тепло. Глаза под веками двигались, как у спящей. Котенок встал, потянулся, выгнув спинку дугой, зевнул, свернулся у Мег в ногах и замурлыкал.
Чарльз Уоллес Внутри Мадога чувствовал, как молодого человека захлестнула радость при виде брата – брата, которого он считал мертвым и похороненным неизвестно где в лесу.
Человек в каноэ спрыгнул за борт и побежал к берегу, поднимая каскад брызг.
– Гвидир! Ты жив! – Мадог распахнул объятия.
Но Гвидир обниматься не стал. Его близко посаженные синие глаза были холодными. Лишь сейчас Мадог заметил венец у брата на голове – не цветочный, а золотой.
– Гвидир, мой старший брат. – Радость медленно таяла в солнечно-синих глазах Мадога. – Я думал, ты мертв.
– Таково было мое желание – чтобы ты так думал.
– Но зачем это тебе?
Заслышав боль в голосе Мадога, Зилл соскользнула с камня и встала рядом с женихом.
– Разве ты не понял в Гвиннеде, что король может быть лишь один?
Взгляд Мадога постоянно возвращался к золотому венцу Гвидира.
– Но мы затем и покинули Гвиннед, чтобы найти место, где можно жить в мире.
Гвидир взмахнул рукой, и барабанщики принялись отбивать медленный ритм по натянутой коже. Гребцы положили весла, выпрыгнули на мелководье и вытащили лодки на берег.
Гвидир приподнял уголки губ; это было скорее гримасой, чем улыбкой.
– Я пришел потребовать дочь Старейшины.
Барабанный бой болью отдавался в ушах Мадога.
– Брат мой, я оплакивал твою смерть. Я думал, что возликую, увидев тебя живым.
Гвидир заговорил с мрачной терпеливостью, словно разговаривал с туповатым ребенком:
– Здесь отныне есть место только для одного короля, братец, и королем этим буду я, как старший. В Гвиннеде мне ничего не светило против шести братьев. Но здесь я король, и я пришел сообщить народу Ветра, что теперь я правлю этим озером и всеми землями вокруг. Дочь Старейшины моя.
Зилл прижалась к Мадогу, вцепившись в его руку.
Ресчел произнес надтреснутым голосом:
– Народ Ветра – мирный народ. Мы всегда жили в согласии с людьми Дальнего берега.
И снова губы Гвидира искривились в улыбке.
– Мир будет продолжаться и дальше, если вы будете отдавать нам половину улова и половину добычи и если я заберу с собой принцессу, что стоит рядом с моим братом.
Зилл не шелохнулась и не сошла с места:
– Ты опоздал, старший брат. Мадог, сын Ресчела, и я стали Одним.
– Мадог, сын Ресчела! Ха! Мои законы сильнее ваших! – Гвидир сделал повелительный жест.
Чужаки сдернули лопасти с весел, и в руках у них оказались угрожающе острые копья.
У народа Ветра вырвался слитный крик неверия и гнева.
– Нет! – крикнул Мадог. Негодование придало его голосу такую силу, что он заглушил и барабанный бой, и выкрики воинов с копьями, и гнев народа Ветра. – Здесь не будет кровопролития из-за сыновей Оуайна! – Он пошел к Гвидиру, оставив Ресчела и Зилл позади. – Брат, это дело касается лишь нас двоих. – Теперь и он улыбнулся. – Если, конечно, ты не боишься Мадога и не нуждаешься в дикарях с копьями, чтобы защититься от него.
Гвидир взбешенно взмахнул рукой:
– А что же твой миролюбивый народ Ветра?
Тут Мадог заметил, что праздничные гирлянды, прежде украшавшие молодых мужчин, теперь грудой лежат у камня. А вместо цветов в руках у них появились копья и луки со стрелами.
Ресчел печально посмотрел на него:
– Я услышал барабаны войны еще вчера на закате и подумал, что лучше бы подготовиться.
Мадог раскинул руки. Голос его звучал мрачно и властно.
– Опустите оружие, братья. Я пришел к вам с миром. Я не стану причиной войны.
Юноши посмотрели сперва на Мадога, потом на людей с Дальнего берега Озера, приготовившихся пустить в ход копья.
– Брат, – сказал Мадог Гвидиру, – пусть твои люди опустят копья. Или ты боишься сойтись со мной в честном бою?
Гвидир прорычал приказ, и мужчины на берегу положили копья, но так, чтобы их можно было быстро схватить.
Тогда Старейшина кивнул своим людям, и они тоже положили оружие.
– Если мы будем драться за дочь Старейшины, братец, то оружие выбираю я! – выкрикнул Гвидир.
– Это справедливо, – ответил Мадог.
Зилл встревоженно застонала и коснулась его руки.
– Я выбираю огонь, – объявил Гвидир.
Мадог пропел:
Повелители тверди, воды и огня,Где искать мне отраду мою и любовь?– Пусть будет огонь. Но в какой форме?
– Ты должен создать огонь, братец, – сказал Гвидир. – Если твой огонь не сможет одолеть мой, я стану королем народа Ветра и народа Дальнего берега Озера и дочь Старейшины будет принадлежать мне.
Ресчел медленно подошел к нему:
– Гвидир, шестой сын Оуайна, гордыня превратила свет твоих глаз в лед, и ты потерял способность зрить ясно. Ты никогда не получишь моей дочери.
Гвидир с силой толкнул старика, и тот упал на песок навзничь. Зилл закричала, и крик ее словно бы завис в воздухе.
Мадог кинулся на помощь старику и опустился на одно колено, чтобы поднять Ресчела с песка. Но взгляд его вслед за взглядом Старейшины упал на небольшую лужицу на берегу, и движения его словно бы замедлились, как крик Зилл. В лужице, подернутой рябью, отражалось лицо Гвидира,
