Однако ничего нештатного там не происходило. На этот раз паренек не буянил, вел себя абсолютно нормально: сверяясь с подсказкой в мобильнике, он набрал нужный код, открыл ячейку и бережно извлек из нее большую пузатую банку.
— Такой сладкоежка, да? — улыбнулся дежурный, найдя простое и понятное объяснение поведению парнишки, штурмовавшего «загадочную тридцать шестую» несколькими часами ранее.
Дежурный сам был отцом и с пониманием относился к милым детским слабостям.
Ему стало любопытно, как скоро неистовый сластена приступит к поеданию лакомства, и только поэтому он сопроводил парнишку к выходу, переводя взгляд с одного экрана на другой.
Конечно, камеры видели не все. Слепых зон на вокзале было много, поэтому не стоило удивляться тому, что в какой-то момент парнишка с одного экрана пропал, а на другом так и не появился.
Но дежурный был хорошим отцом и ощущал уже некую ответственность за этого ребенка.
— Автандил, загляни в подземный переход от магазинов к автобусам, — попросил он коллегу, дежурящего в зале ожидания.
— А что там? — откликнулся тот по рации.
— Посмотришь на того пацана, о котором рассказывал Григорий.
— Того, который со стальной ячейкой сражался, как с Терминатором? — Судя по голосу, Автандил улыбнулся. — Уже иду!
Его продвижение к месту назначения дежурный наблюдал на экранах.
Три минуты спустя рация в дежурке вновь ожила, прохрипев без тени веселья:
— Серго, вызови медиков и полицию! Парня вырубили, лежит в крови на выходе из перехода, сразу за углом, а это уже смежная территория…
— Эй, что за тварь на ребенка напала! — возмутился дежурный, без задержки отправляя вызов в медпункт к смежникам.
* * *Где ползком, где на четвереньках выбравшись из оврага (это не добавило нам красоты), мы с Алкой бегом бежали до первого фонаря, но, бабочками влетев в конус зыбкого желтого света, резко остановились и забились в истерике.
Я, например, в жизни не видела зрелища кошмарнее, чем Трошкина в образе «из-под плиты могильной выползень»!
В свою очередь, Алка, рассмотрев меня, аж задохнулась:
— Ку… ку…
— Сама ку-ку, на себя посмотри!
— Ку-кузнецова, ты вы-вы…
— Выгляжу жутко?
— Вы-вымыться не хочешь? Если ты не планируешь сегодня осиротеть, в таком виде домой являться нельзя, а во дворе я видела колонку. Давай хоть умоемся!
Допотопная колонка во дворе наше стремление к чистоплотности шумно не одобрила. Я налегла на железную ручку животом, и древнее водоразборное сооружение заскрипело, захрипело, потом заклокотало и гневно плюнуло. Трошкина потрепанным флажком повисла рядом со мной, вдвоем мы с усилием покачались на ручке вверх-вниз, и наконец из крана хрустальным столбиком вывалилась тугая струя.
Вода была ледяная, но мы с подружкой старательно вымыли лица, руки и ноги, сделавшись чуть менее похожими на зомби и чуть более — на живых людей.
Стараясь не стучать зубами и шикая друг на друга, прокрались в подъезд, открыли дверь и… ослепли от яркого света, коварно включенного в прихожей в момент нашего появления.
— Добрый вечер, — вежливо сказал миллионер-диверсант, убирая руку от выключателя.
— Точно добрый? — усомнилась я.
Посреди коридора, скрестив на груди руки, высился Зяма. Напряженные мускулы и потемневшее лицо придавали ему поразительное сходство с Отелло в финальном акте всем известной пьесы.
— Где ты была, несчастная?! — откровенно пристрастно поинтересовался он у замершей Трошкиной драматическим шепотом.
Драматизм я не оценила, а шепот одобрила: завопи Зяма в голос, набежали бы наши аксакалы, и сакраментальный вопрос «Где ты была?!» перепевался бы во множестве вариантов а-ля греческий хор до самого рассвета. В данный момент и в этой конкретной ситуации мне не хотелось публичности.
Бедная Трошкина снова начала заикаться:
— Мы гу-гу…
— Гусыни безмозглые? — предупредительно подсказал Зяма, благоразумно не повышая голос. — Где вы шлялись, птички?
— Мы гуляли…
— Не ори на нас, мы, между прочим, тебя искали! — Я перешла в наступление.
— Да! — выступила из-за моей спины осмелевшая Алка. — Мы искали тебя! А ты где был, несчастный? Где ты шлялся?!
— Нигде я не шлялся, я давно уже дома, даже выспаться успел!
— И даже проспаться, — ехидно заметила я, прозрачно намекая на распитую братцем чачу.
— Не понимаю, о чем ты, — не спасовал братишка. — И почему это вы мокрые, как мыши?
— Вот только не надо опять про мышей, — поморщилась я. — И мы не мокрые, а немного сырые. Сам понимаешь, жара, высокая влажность, на холмах Грузии лежит ночной туман…
— В первоисточнике «на холмах Грузии лежит ночная мгла», — сунулась к моему уху вечная отличница.
— Первоисточник нам сейчас не помощник, — шепотом ответила я ей. — И вообще, Зяма, что это за допрос? Некогда нам с Алкой в пыточной засиживаться, у нас еще полно важных дел!
— Ночью? — язвительнейше уточнил братец.
— А враг не дремлет! — отразила я шпильку. — Короче, нет времени вводить тебя в курс дела, хочешь быть причастным — смени пижаму на нормальный прикид, пойдешь с нами. Живо!
Командный голос в нашей семье уважают. Зяма щелкнул воображаемыми каблуками и убежал переодеваться.
— А можно мне тоже с вами? — наконец подал голос Матвей.
В глазах его плескалось зеленое море тоски.
— Пусть идет, — сжалилась над беднягой Трошкина. — Сейчас ночь, темно, кто его там увидит, а нам не помешает лишняя пара крепких рук. Мало ли, вдруг опять нужно будет сломать дверь или отбиться от врага?
— Чувствую, я пропустил немало интересного, — пробормотал вернувшийся Зяма, на ходу натягивая футболку. — Все, я одет! Еще распоряжения будут? Может, нужно взять с собой сухой паек, примкнуть штыки или набить газыри патронами?
— Рот закрой и шагом марш, — распорядилась я. — Я скажу, когда надо будет кому-то что-то набить.
— Я тебе, Зямочка, по дороге все объясню, — пообещала любимому добрая Алка.
Метро уже закрылось, пришлось ловить такси и раскошеливаться на его оплату.
— Ничего, ничего! Сейчас как выкопаем из Заразиного меда золото древних скифов, так и вернем свои затраты с процентами! — алчно потирая ладони,
