Потом Трошкина тряхнула головой, словно отгоняя морок, и объявила:
— Не будем вести себя как варвары и оскорблять владельца кабинета!
— Ага, может, это фамильная ценность! — поддакнула я. — Может, несколько поколений большой грузинской семьи каждый Новый год едят из этого тазика праздничный салат оливье!
— А вот про еду не надо, — попросила Алка, и желудок ее пробурчал что-то согласное. — Давайте сделаем над собой усилие и отрешимся от физических потребностей. Предлагаю обсудить ситуацию.
— Она безвыходная! — доложил Зяма. — В смысле, мы заперты, третий этаж, на священный хрустальный грааль покушаться нельзя, и что делать, что делать?!
— Терпи! — прикрикнула на него я.
— А может, попытаемся открыть дверь? — предложил вдруг наш скромный миллионер.
— Хм…
Я посмотрела на Мотю с новым интересом.
— Странно, что этот вариант не пришел в голову никому из нас, Кузнецовых!
— У нас с тобой забрали сумки, да и не было в них ничего острого, мы уже искали раньше, — напомнила Трошкина.
— О боже, что же делать? — воскликнул Зяма и замер…
— Что? — Я проследила за его взглядом. — Тоже винтаж?
Осветительный прибор на потолке прдставлял собой претенциозную конструкцию из плафонов-колокольчиков, резных листочков, псевдобронзовых кривулек и стеклянных висюлек.
— Куда там, жалкая турецкая пародия на арт-деко, но если эти мелкие детали не пластмассовые, а из какого-нибудь мягкого сплава…
Не договорив, Зяма вскочил на стул и потянулся к люстре.
— Я же просила — без вандализма! — обреченно вздохнула Трошкина. — Теперь нас точно посадят…
Под руками варвара Зямы печально хрустели, обламываясь, металлические рогульки и кривульки.
— Не догонят — не посадят! — Братец спрыгнул со стула, вручил свой проволочный букетик Матвею. — Давай, друг! Попытка не пытка!
— Все-таки профессиональные картежники — неблагонадежные граждане, — тихо высказалась Алка, пока мы наблюдали за Мотей.
— От игрока один шаг до шулера, от шулера до жулика, от жулика до медвежатника! — подхватила я, не скрывая восторга. — Матвей, ты мой герой!
— Наш человек! — возрадовался при виде открытой двери Зяма. — Присмотрись к парню, Дюха, по духу он истиный Кузнецов! А впрочем, после поговорим, сейчас мне очень нужно кое-куда, пропустите, пожалуйста… Как, еще дверь?
Перед кабинетом была еще маленькая приемная. Пока Зяма с Мотей возились у двери, я с конкретным интересом осмотрелась и велела Алке:
— Ищи наши сумки, не думаю, что их далеко унесли!
Мы закружились по каморке как торнадо: хлопая дверцами шкафов и снося на пол бумаги.
Наши сумки и содержимое Зяминых карманов — мятые купюры, с которыми он выскочил в магазин, — нашлись на полке в платяном шкафу. У Моти вообще ничего при себе не было, так что у него ничего и не конфисковали.
— Вот теперь уходим! — Я ласково погладила свою многострадальную торбу.
— Запросто, в этой двери английский замок, его можно открыть изнутри, — доложил Зяма и щелкнул собачкой.
Классика жанра предписывала тайно освободившимся узникам передвигаться короткими перебежками от одного укрытия до другого, опасливо выглядывая из-за угла и подавая друг другу знаки.
Мы наплевали на классику, галопом промчались по короткому пустому коридору, ссыпались в первый же лестничный пролет и поскакали по нему шумным стадом.
Первым несся Зяма, а его вел манящий запах общественного туалета, так что прибежали мы именно туда.
— Не задерживаемся, на все три минуты! — крикнула я в спину братцу, когда наша маленькая плотная группа разделилась на две части по гендерному признаку.
Справившись с одной нуждой, задумались об утолении другой: есть хотела не только Трошкина, но задерживаться в вокзальных кафешках мы не рискнули. Однако и не далеко ушли: сели в ресторанчике рядом с вокзалом, сделали заказ и с затененной полотняным навесом террасы на втором этаже осматривали окрестности, не будучи сами на виду.
Мелкая Алка, громче всех кричавшая, что она голодна, быстрее всех наелась и самовольно взяла на себя руководство военным советом.
— Обсудим ситуацию, — предложила она, нервно обкусывая веточку петрушки. — Что это было?
— История с медом явно приобрела размах, полиция в курсе, у ячейки была засада, — лаконично высказалась я. — Неясно, что с Генрихом и Зарой, забрал ли кто-то банку и что в ней спрятано, но это все представляется не особенно важным. Главный вопрос, чем это грозит нам — тебе, мне, Зяме?
— А мне? — чуть обиделся Мотя.
— А тебе-то что? Ты всего лишь вскрыл замок, выпуская нас всех на волю. Вряд ли это можно считать преступлением, хотя на месте полиции я бы поинтересовался, откуда у тебя такие интересные навыки, — включился в дискуссию Зяма. — Дюха права, мы трое в этой истории крепко увязли. Ведь именно мы привезли эти банки в Тбилиси!
— Да, но при этом нас не взяли с поличным, — напомнила я.
— Нас практически взяли с ним у ячейки!
— Минуточку! — Мне понравилась роль адвоката. — Можно предполагать, но никак нельзя доказать, что мы пытались открыть ячейку для того, чтобы достать из нее ту банку!
— А для чего же? — удивилась Трошкина.
— Да мало ли! Может, мы просто перепутали ячейку!
— Но ведь именно мы положили в эту самую ячейку ту самую банку!
— А кто об этом знает?
Я тоже нервно захрустела петрушкой. Зяма откинулся на стуле, смакуя вино и с интересом наблюдая за нами. Мотя просто ел.
— У них, наверное, есть камеры наблюдения, — сказала наконец Алка. — Иначе непонятно, почему охрана прибежала, когда мы подошли к ячейке. Записи с камер нас уличают.
— В чем? В том, что мы по ошибке попытались открыть не ту ячейку?
— И в том, что мы положили мед в ячейку. — Трошкина еще немного подумала. — Хотя, если записи хранятся не более двух суток, мы можем не волноваться.
— Не будем волноваться, — согласилась я. — Тем более что качество изображения с камер наблюдения такое скверное, что опознать кого-нибудь по нему можно только с долей вероятности, так что хороший адвокат нас отмажет. Меня другое заботит: будут ли нас искать после того, как мы сбежали?
— А
