— Почему обязательно золото древних скифов? — не понял сибиряк Матвей.
— Потому что это мировое наследие Кубани, мелкие побрякушки великой цены. А что еще такое компактное и ценное можно вывезти с нашей малой Родины? Я бы поставил на гигантский алмаз, но нет у нас кимберлитовых трубок… Или уже есть, а я не в курсе? — Братец обратился ко мне.
— А почему я должна быть в курсе каких-то трубок?
— А кто у нас якшается со всезнайками из теленовостей? — Зяму несло. — Ты вспоминай, не рассказывал ли Смеловский о том, что екатеринодарские ученые изобрели какую-нибудь поразительную хрень вроде вечного двигателя или машины времени?
— Научное изобретение вывозили бы в виде формул и чертежей, — включилась в беседу Алка. — Формулы и в голове поместятся, а чертежи вряд ли влезут в банку. Не мятым же комом их туда впихнули?
— А может, это действующий прототип? — не отступился Зяма. — Тогда его разобрали и вывозят по частям. Кстати, это объясняет, почему была не одна банка, а минимум две.
— Прекращ-щ-щайте болтать! — зашипела я. — Водитель, прислушиваясь к вам, уже отрастил себе уши эльфа!
— В самом деле, к чему этот спор, — поддержала меня рассудительная подружка. — Если банка до сих пор еще в ячейке, мы уже через пятнадцать минут все узнаем.
Со сроками она не угадала. Через четверть часа мы только подъезжали к вокзалу, а потом еще некоторое время выжидали, окопавшись на ближних подступах к камере хранения.
— Сокровище — штука заманчивая, а где приманки, там и ловушки, — рассудил Зяма. — Что-то много народу в этой истории с банкой завязано. Вдруг за ячейкой уже наблюдают? Не хотелось бы огрести еще больше неприятностей, чем мы уже огребли.
— Слова не мальчика, но мужа! — похвалила я братца.
Мы рассредоточились по залу ожидания, незаметно присматриваясь к народу и оценивая обстановку, но никого, похожего на Генриха или Зару, не увидели.
— Я думаю, все чисто, — шепнул мне Зяма во время конспиративной встречи у автомата со снеками.
Я медленно кивнула, делая вид, будто рассматриваю шоколадные батончики в нижнем ряду:
— Мы с Алкой идем в камеру, вы нас прикрываете, и если что — отбиваете.
Перемигнувшись, мы с подружкой с разных сторон двинулись к камере хранения.
Трошкина, окончившая в свое время институт культуры по специальности «режиссура», разыграла целую сценку: потянулась в кресле, потерла глаза, посмотрела на часы, сбегала к табло с информацией о поездах и только потом с самым деловитым видом заспешила «за багажом». Я, напротив, сделала вид, будто слоняюсь тут от нечего делать, и вырулила к нужной двери по сложной траектории нога за ногу и руки в боки. Кто не знает — из этой позиции чрезвычайно удобно наносить внезапные удары острыми локтями, доказано практическим опытом дворового сорванца.
Камера хранения походила на лабиринт, в коридорах которого было пусто. Одна только Трошкина стояла у нужного шкафчика, подняв руку к кнопкам и бесконтактно перебирая в воздухе пальчиками. Я поняла, что она нетерпеливо дожидается меня, чтобы вместе пережить радость открытия, и поспешила встать рядом.
Однако вместо радости случился облом.
Введенный Алкой код не произвел на железного чурбана (это я про шкафчик, чтоб ему ржавать в металлоломе!) ожидаемого впечатления: замок не открылся.
— Странно, я вроде правильно набрала: не 101, а 100 и еще 1, — сказала Трошкина.
И тут же усомнилась:
— Ведь правильно, да? Ты же смотрела?
— А ну, дай я попробую!
Я потеснила подружку и собственноручно ввела нужные цифры, но тоже не преуспела.
Мы переглянулись.
Я потерла лоб, Алка почесала в затылке.
— Одно из двух, — сказала она раздумчиво. — Или мед уже забрали и ячейку снова занял кто-то другой — или мы с тобой еще большие идиотки, чем кажемся, и умудрились неправильно запомнить код…
— Есть еще третий вариант: замок неисправен, — сказала я и с этими словами двинула по упомянутому замку кулаком.
— Я тоже хочу! — Трошкина оттолкнула меня и постучала по кнопкам развернутой ладошкой.
Безрезультатно.
— Может, попробуем поковырять его чем-нибудь острым? — предложила я.
— Мы уже проверяли, ни у тебя, ни у меня в сумке ничего такого нет, — напомнила Алка. — У тебя, правда, осталась еще одна стелька-грелка, но температура плавления металла значительно превышает семьдесят градусов по Цельсию. Проблему решил бы кусочек тротила, но его у нас нет, да и это было бы слишком шумно…
— Да уже и так не тихо, — заметила я, оборачиваясь на шум.
Матвей и Зяма талантливо изображали пару придурочных здоровяков, застрявших в дверном проеме. Почему они не оказывают напирающим снаружи активного сопротивления, я поняла, разглядев в просвет между телами наших защитников чье-то форменное обмундирование.
Редкий случай — братишка оказался прав: мы попали в ловушку!
— Что делать? Что делать?! — запаниковала Трошкина.
— Спрячься в шкафчике, ты поместишься, — предложила я.
— А ты?
— А я встречу неприятеля грудью, благо, есть чем! — Я расправила плечи.
— Ну и у меня тоже хоть какая-то грудь имеется!
Верная подруга встала рядом, и прорвавшихся в помещение полицейских мы встретили плечом к плечу.
…Возвращаясь к теме телевидения, я даю ответ рекламным домохозяйкам, спорящим о том, какой кондиционер для белья самый лучший: непревзойденный результат дают хронический недосып и накопившаяся усталость! С ними нежнее пуха становятся не только простыни и наволочки, но и плешивый старый ковролин.
Правда, между ним и моими боками имелась еще прослойка в виде хлопковой мужской майки, но она давала не столько мягкость, сколько слабую надежду не подцепить какую-нибудь заразу. По лысому ковролину кабинета, приютившего нас на остаток ночи, кто только не ходил: полагаю, по нему годами пролегал трудный путь борьбы с преступностью. В другой ситуации мне было бы некомфортно спать на проезжей дороге, но усталость победила брезгливость.
Итак, на коврике в углу спалось мне очень неплохо. Возможно, еще и потому, что моя совесть была чиста, что бы по этому поводу ни думали местные стражи порядка.
К их чести, они были вполне корректны, не
