– Так нельзя, – перебил он меня. – Нельзя просто так с ним заговаривать. Входить в его пространство. Он не может… в общем, с ним так нельзя.
– Я знаю, что виновата, – сказала я.
Джек поставил стакан на комод и больше не стал ничего говорить. Я смотрела ему в глаза. Значит, он не слышал. Я медленно выдохнула через нос. Он не знал, про что я спрашивала Дэйви, что выясняла. Я легла на кровать, больше ничего не сказав.
Больше так делать нельзя.
Глава 11
Я прислушивалась к тиканью часов, тихому жужжанию включающегося компьютера. Я закончила письмо, начатое накануне, и положила его на стул моего руководителя. Он этого терпеть не мог, но иначе забывал важные документы; они терялись среди книг, судебных бумаг и писем, загромождающих его стол. В больнице такой неорганизованности не потерпели бы.
– Рейчел! – Он как раз вошел в комнату. Его звали Пол, но он любил, чтобы я называла его мистер Гринт.
Я вздрогнула. Я слушала медицинскую передачу через наушники и почувствовала себя виноватой, хотя еще даже девяти часов не было. Он глянул на меня пренебрежительно, потом взял со стула письмо и прочел.
– Нет-нет, – сказал он, подняв его вверх и подходя ко мне. – Я продиктовал «гипергликемические».
– Да, – ответила я.
– А ты напечатала «гипо». Исправь, пожалуйста.
Я просмотрела письмо: «Истица страдает от повторяющихся гипогликемических эпизодов и должна всегда иметь при себе шоколадку».
Я взглянула на Пола. Он читал что-то в телефоне, нетерпеливо вздыхая, пока его древний компьютер медленно просыпался. Пол никогда его не выключал, потому что запускать приходилось слишком долго. Подергав мышь, он снова громко вздохнул.
Я внимательно посмотрела на письмо. В нем все было правильно. Я встала, чувствуя себя неудобно в туфлях на каблуках, снова села. Но нет, Пол ведь не прав – я снова встала, – надо ему сказать.
– Там «гипо», – я подошла к нему и пыталась найти на его столе место для письма. – «Гипо» – значит «ниже».
– Нет, там «гипер». Ипохондрик, точнее, гипохондрик – человек, слишком озабоченный собственным здоровьем. «Гипо» – слишком.
– «Гипо» означает «ниже», а «хондрия» – это живот. Ипохондрией называется тревожное чувство под ложечкой. «Гипотония» – это пониженное кровяное давление, а «гипер» – как в слове «гиперактивный» – «слишком высокий».
Я попыталась сделать извиняющееся лицо. Нарушила субординацию, не спорю, но хотя бы он не будет ни перед кем, кроме меня, выглядеть идиотом.
– Верно, верно, – заморгал он. Брови у него были черные, чуть подернутые белыми ниточками. – У тебя же медицинское образование, да?
– Да, – ответила я, будто «медицинское образование» может быть итогом всех этих лет: утро, когда в пустом животе плещется желудочный сок, а я еду на самые тяжелые свои экзамены, ночные смены в Престоне, поскольку больница этого города относится к деканату Манчестера, рождения и смерти, веселые разговоры в кухне.
– Медсестрой работала?
Я не стала отвечать: чем меньше скажешь, тем лучше.
Он протянул мне письмо, неподписанное. Я нахмурилась.
– Я здесь неверно назван. Надо писать РП-1. У нас в конторе есть еще один руководящий партнер.
Я подавила желание закатить глаза. Неужто это важно?
– Переделай, пожалуйста, – сказал он сухо и что-то впечатал в свое расписание.
Вечером мы ходили на «Хоппингс» – это большая ярмарка в районе Таун-Мур. В этом году она началась позже обычного – в середине октября, но солнце светило и грело, как будто в осень перенесли летний день.
Детьми мы с Кейт бывали на этой ярмарке каждую осень. Я помню, как однажды мама купила мне сладкой ваты на палочке. Кейт безумно любила яблоки в карамели – одно из ранних ее пристрастий, – и она даже пыталась (с катастрофическими последствиями) сама их делать, когда ей было четырнадцать.
Мы пришли поздно, когда солнце уже садилось и по траве гуляли его оранжевые лучи. Ранний вечер после работы мы вместе провели в ванне – одно из наших любимых мест. Джек читал какой-то полицейский роман, их он поглощал взахлеб. Книга разогрелась в пару, от нее шел запах старой бумаги. Я читала вслух какой-то журнал, и мы смеялись над колонкой советов с неграмотными медицинскими рекомендациями.
– Книга дурацкая, – заметил он. – Дознаватель и следователь не может быть одним и тем же лицом.
Он фыркнул и бросил книгу на пол возле ванны. Следующая его фраза заставила меня посмотреть на него:
– Я это знаю из всех этих судебных репортажей, – быстро добавил он. – «Мелкие кражи в окрестностях Обана».
Меня зацепил темп фразы. Почему-то казалось, что ей предшествовал ворох поспешных панических мыслей.
Я все еще об этом думала, когда на «Хоппингсе» он обернулся ко мне и сказал:
– Рискованно выглядит.
Он показал вверх. Над нами высился ярмарочный аттракцион. На концах металлических спиц висели сиденья, вращаясь вокруг центральной стойки. Вращение замедлялось – они опускались ниже, потом скорость движения увеличивалась – они взлетали, подобно тому, как открывается и закрывается зонтик.
– Наверняка его сперва испытали, – сказала я.
– Гм…
Джек наморщил лоб, разглядывая конструкцию. Сиденья снова начали спуск, и он вздрогнул.
– Никогда не видела, чтобы кто-нибудь попал в больницу из-за ярмарочных аттракционов, – успокоила я его.
– Никогда?
– Никогда.
Наши взгляды встретились, и мы долго смотрели друг на друга, стоя на солнце. Всегда так бывало: губы переставали говорить, но общение продолжалось глазами.
Владелец какого-то киоска протянул нам мяч. Кожа у мужчины была коричневой от долгого пребывания в жарких дальних странах, а возраст его было трудно определить – от двадцати пяти до пятидесяти лет.
Джек, отмахнувшись, обошел его, взял меня за руку и дважды оглянулся через плечо.
– Так что, ты не катаешься на каруселях и не бросаешь мячики по кокосам? – спросила я.
Он, как обычно, ответил уклончиво. Джек вообще был застенчив и мог уйти из магазина, если с ним кто-нибудь заговорит.
Он глянул на поля, на яркую после дождей траву.
– Давай лучше погуляем, – буркнул он. – Вот мое любимое занятие – бродить где-нибудь с тобой.
Он снова взял меня за руку.
Я сделала селфи с ним, Джек состроил жуткую физиономию, выпятив нижнюю губу.
– А еще удивляешься, почему на фотографиях в Фейсбуке ты всегда получаешься с дурацким выражением, – я увеличила фотографию и показала ему.
– Ничего не могу поделать. Как будто лицо становится мордой тролля. Сама посмотри, – он достал телефон и открыл Фейсбук.
Джек был активным пользователем. Любил делать многословные публикации, делился иногда чужими феминистскими статьями, что мне нравилось. Всегда отмечал меня в статьях о парах, о тайнах долгоживущих браков, о скрытой психологии спальных поз. Очень любил выставлять напоказ все про нас, был откровенен, очень гордился.
Джек передал мне телефон и показал на свою фотографию. Я ее уже видела, но не сказала ему об этом. Мне нравилось смотреть его социальные сети, читать все его самые интересные мысли. На снимке он был с двумя другими репортерами «Сити лайтс», которые нормально улыбались, а Джек на фотографии сгорбился и состроил гримасу.
Как
