Красников все-таки задремал, сидя на стволе дерева. В первый раз его разбудила недалекая стрельба в нашем тылу, одинокий взрыв гранаты. Лейтенант некоторое время вслушивался в наступившую тишину, потом задремал снова. Во второй раз его разбудил Федоров. Батальон уже строился перед выходом на исходные рубежи, бряцало оружие, раздавались тихие команды. А потом окопы, ожидание начала атаки, артподготовка, сигнальные ракеты и…
Метрах в ста впереди ухают снаряды и мины, и лейтенант Красников, поглядывая по сторонам, бежит равномерным бегом тренированного человека, выдерживая постоянную дистанцию между собой и разрывами, прыжками преодолевая места, где могут быть мины. На флангах, слева и справа, взлетают немецкие ракеты, все гуще пулеметная и автоматная трескотня. Над головой повизгивают пули, в горле першит от сгоревшей взрывчатки, слезятся глаза. Но это привычно, это не самое худшее.
Дым от разрывов стелется над самой землей, и различить, как движутся фланги его роты, почти невозможно. Остается лишь надеяться на то, что и командиры взводов, и сами бойцы знают свое дело и не подведут.
Если бы не темнота, нынешняя атака ничем бы не отличалась от позапозавчерашней. Но тогда была разведка боем, ее проводила рота, и ротой этой командовал он сам. Сегодня атакует весь батальон, но все роты как бы порознь, комбат остался на КП полка, связи практически никакой, сегодня они выполняют роль наконечника стрелы, выпущенной из лука, а наконечники стрел делают так, чтобы их нельзя было выдернуть из тела. Значит, сегодня у них назад пути нет. Только вперед.
Метрах в пяти справа бежит Федоров, слева — Камков. Еще дальше виднеется высокая фигура Пивоварова. Пивоваров бежит во весь рост и как-то удивительно прямо. Наверно, вот так же прямо он когда-то стоял на мостике корабля. От его высокой, негнущейся фигуры веет спокойствием и уверенностью: все будет хорошо, они дернут-таки тигра за хвост, и тигр не успеет их слопать.
Еще дальше бежит майор Гаврилов. Он, как и его друг, тоже не гнется и не кланяется пулям. Впрочем, не гнутся и остальные. И сам Красников. Гнуться, когда стреляют не в тебя, а просто стреляют, не имеет смысла. Случайная пуля может пролететь перед носом и именно потому, что ты бежишь прямо. Другое дело, когда ведется прицельный огонь. Тогда чем ближе к земле, тем больше шансов разминуться с пулей. Однако все это теории. На практике же случается иногда такое, что и представить себе невозможно.
Однажды, еще в Донбассе, рядом с Красниковым убило солдата, убило пулей, попавшей ему в спину. Долго потом дивились, как же так вышло. Начали выяснять и выяснили: пуля попала в изогнутую трубу то ли от водопровода, то ли парового отопления, конец которой смотрел в спину солдата. Вспомнили верещащий, истерический звук, который издала труба, когда в нее залетела шальная пуля, и как оборвался этот звук вскриком пораженного ею человека. Бой тогда шел в полуразрушенном административном здании какого-то завода, их вроде бы защищали толстые кирпичные стены…
Кого защитили, а кого и нет.
Позади осталось два километра. Красников хорошо помнил карту и расстояния, которые сам же на ней нанес, чтобы метры и километры врезались в память вместе с извивами речушки, пятнами леса, паутиной дорог и троп. Изгиб безымянного ручья они миновали минут пять назад, а это чуть больше полутора километров. Правый фланг батальона сейчас поравняется с небольшой рощей, где наверняка у немцев что-нибудь спрятано; левый фланг пройдет через разрушенный и сгоревший хутор, а уже потом батальон выйдет к рокаде и деревне Станиславув, миновав, как и позавчера, длинный ленточный бор, вытянувшийся вдоль дороги. А это примерно четыре километра. Но если тогда деревня была их конечной целью, то сегодня предел их бега не обозначен — жми хоть до самого Берлина.
Только сейчас Красников понял, почему разведку боем они проводили на участке полковника Клименко: рельеф местности и все остальное совпадали практически полностью — поля, речушка, хутор, небольшие рощицы, рокада за лесом и деревня за ней; даже названия деревень схожи: Станиславув и Владиславув. Выходит, тогда у них была генеральная репетиция. А если бы они не вышли из боя? Если бы полегли там, у рокады?.. Но вышли же! Не полегли! Не полягут и теперь…
Еще Красников пытается разглядеть Урюпину. Он видел ее в окопах перед броском, но не подошел: не до этого было, да и… Что он мог ей сказать? Чтобы она оставалась в окопах?
Но быть вместе с солдатами — ее прямая обязанность. Его волновало сейчас одно: как она сумеет без тренировки преодолеть это расстояние? Конечно, ей помогут, не бросят, но все-таки он дурак дураком — надо было поставить ее рядом, поручить ее Федорову или Камкову. А все потому, что она слишком часто занимает его мысли.
И Красников все поглядывал в ту сторону, где должна быть Урюпина, но различить ее в неверном свете ракет, в дыму, среди мелькающих фигур штурмовиков не мог…
* * *Напрасно лейтенант Красников высматривал в цепи атакующих Ольгу Урюпину — ее там не было. За несколько минут до сигнала к атаке ее разыскал в окопах ординарец Левакова Мозглюкин и повел на КП, сказав, что атака откладывается, а у комбата до нее срочное дело.
Ольга растерянно оглянулась, крикнула кому-то, имея в виду лейтенанта Красникова: «Я сейчас!» и пошла за Мозглюкиным. Они прошли по ходу сообщения всего ничего, как началась артподготовка. Урюпина было рванулась назад, но бывший начпрод облапил ее сзади, прижал к стене хода сообщения. Пока они возились, взлетели сигнальные ракеты, и штурмовики пошли вперед, а по ходам сообщения к передней линии двинулась пехота второй волны, и Мозглюкин разжал цепкие руки. Ольга обернулась к нему и по-мужицки двинула ему кулаком в нос.
— Ах ты, холуй леваковский! — со слезами в голосе выкрикнула она и, расталкивая молчаливых косоглазых солдат, заспешила назад.
Никто не помешал ей выбраться из окопа, никто не остановил. Придерживая санитарную сумку, Урюпина кинулась догонять батальон. Там был лейтенант Красников, этот неприступный москвич, по которому уже давно сохло ее еще никем не тронутое сердце. А майор Леваков… Да пропади он пропадом, кобелина недоделанный! Чтоб она еще раз… Лучше руки на себя наложить… И все эти улыбочки, ухмылочки, а чуть что не по нем, так начинает распускать руки…
Ольга бежала изо всех сил,