Глава 20
Мина разорвалась сзади. Визга осколков Красников не слышал: все покрывал грохот катящегося впереди огненного вала. Но взрыв мины слышал хорошо и ошибиться не мог: на этот счет военная практика вырабатывает особо обостренный слух. Только одна мина еще ничего не значит. К тому же, по тем разведданным, что им сообщили, каких-то значительных сил противника впереди быть не должно: они все остались за спиной, в тех дотах, дзотах и блиндажах, которые уже должны занять пехотинцы второго эшелона.
Второй разрыв мины Красников увидел, а не услышал, метрах в пятидесяти впереди и чуть правее, между цепью его роты и огненным валом. Это уже походило на пристрелку.
— Вперед! — надсаживая легкие, крикнул Красников, почувствовав, что бег роты если и не замедлился, то, во всяком случае, стал неуверенным. Скорее всего, эту неуверенность он почувствовал прежде в самом себе. Но его призыв был подхвачен и покатился на фланги.
Разорвались несколько мин сразу, а две-три — в порядках его роты. Это означало, что противник их видит и пытается наладить огонь на поражение.
— Вперед! Быстрее! — снова крикнул он и махнул призывно рукой, в то же время пытаясь понять, где противник, откуда он ведет огонь, успеют ли они проскочить пристрелянное пространство и что вообще все это значит.
С минуту немцы не стреляли. Огненный вал все так же катился впереди штурмовиков, они даже рывком прижались к нему метров до шестидесяти, почти вплотную к опасной зоне. Возможно, что огненный вал накрыл позиции немецких минометчиков. Справа и слева и, похоже, сзади загрохотали разрывы тяжелых снарядов, то ли наших, то ли немецких.
Шквал минометного огня обрушился на штурмовиков, когда Красников в просветах между разрывами огненного вала различил впереди темную гряду ленточного бора, за которым должна быть рокада. Взрывной волной Красникова сбило с ног и проволокло по снегу. Он вскочил, чувствуя во рту солоноватый привкус крови и боясь только одного, что снова оглохнет, как и два дня назад. Но нет, хотя уши заложило, слышать он слышал.
Красникову показалось, что на земле он пролежал какие-то мгновения, но за это время огненный вал успел отодвинуться от него метров на сорок. Он знал только одно: нельзя отставать от огненного вала ни на шаг — это смерть. Но кругом рвались немецкие мины, рвались с сухим треском, словно десятки человек переламывали через колено сухую щепу. Ни справа, ни слева не было видно ни души. Приглядевшись, Красников различил в воронке скрючившуюся фигуру Федорова. Значит, рота не пошла вперед, залегла. Впрочем, идти под таким огнем — тоже верная смерть. Хотелось понять, залегла ли только его рота, или все остальные тоже. Если так, то надо дать сигнал, что они отстали от огненного вала. Едва Красников подумал об этом, как справа взлетели две красные ракеты — это из первой роты. Тут же две красные ракеты вонзились в небо и на левом фланге.
— Ложись, командир! — вскрикнул рядом Камков, и Красников, повинуясь этому голосу, не раздумывая ткнулся носом в снег.
Впереди, метрах в десяти, переломило сухую доску, его обдало горячим воздухом, вонью сгоревшего тола, над головой недовольно профырчал большой осколок. Красников сполз в воронку. Ничего не поделаешь, приходилось ждать.
Огненный вал достиг леса, несколько секунд потоптался среди его серой на фоне белесого неба щетины и опал. Лишь отдельные запоздалые разрывы прошагали дальше и потерялись где-то за рокадой, но и их накрыло канонадой отсечного огня немцев. А сзади все нарастал и нарастал грохот нашей артиллерии, громящей немецкие опорные пункты и артиллерийские позиции. Вот «сыграли» «катюши», и земля под Красниковым, холодная и жесткая от острых комков и бугров, заходила ходуном.
В это время разрывы немецких мин начали смещаться почему-то за спину, в сторону покинутой ими передовой.
Красников поднял голову: до леса оставалось метров четыреста, поле было чистым, безлюдным. Он поднялся на колени, потом в рост. Пошарил свисток у себя на груди — свистка не было. Видать, оборвался, когда Красников целовался с землей.
— Рота-а! — крикнул он срывающимся голосом, подняв над головой автомат.
Зашевелились черные провалы воронок, из них начали вырастать темные фигурки людей. Вот выпрямилась во весь рост высокая фигура капитана второго ранга Пивоварова, и у лейтенанта Красникова стало на душе легче и спокойнее.
— Ро-ота-ааа! — повторил он уже звонче. — Вперед! За мной! — и сделал несколько шагов по направлению к лесу. Добраться до леса, закрепиться там, если невозможно будет идти дальше, не оказаться застигнутыми рассветом на голом поле — вот все, что надо было сейчас сделать, раз уж немцы предоставили им такую возможность.
Рота бежала вперед молча, без крика, но уже не в рост, а пригнувшись к земле. Пригнувшись бежал и Красников, понимая, что в лесу могут быть немцы, и только Пивоваров все так же маячил во весь рост, раскачиваясь на бегу, словно бежал не по полю, а по палубе корабля во время шторма.
Пятьдесят метров, сто, сто пятьдесят…
Топот подкованных сапог по мерзлой земле, хриплое дыхание, нечаянный лязг оружия. Лес вырастал на глазах глухой, непроницаемой стеной. Уже можно различить отдельные деревья. Не исключено, что в этом лесу лежит хвост тигра, за который им предстоит сейчас дернуть.
Красников бежал большими прыжками, понимая, что чем быстрее они достигнут этого леса, тем больше шансов у них уцелеть. Даже если там немцы, штурмовики обречены либо погибнуть, либо уничтожить этих немцев. Стрела пущена, ее зазубренный наконечник смотрит только вперед. Вонзиться в этот лес, пробить его, а дальше — дальше как получится.
Красников бежал к лесу, а впереди него, рыская из стороны в сторону, то удлиняясь, то укорачиваясь, то четкая, то размытая, бежала его тень: сзади разгорался бой, и немцы не жалели ракет. Он бежал к лесу, стараясь проникнуть взором в его таинственный мрак, чтобы хоть на мгновение упредить неожиданность, которую этот мрак скрывает. Он знал, что, если в лесу немцы, они хорошо видят бегущих русских солдат: белый снег, светлый фон от ракет, темные фигуры. Если немцев не меньше, чем наступающих русских, то они подпустят их близко и расстреляют в упор. На месте немцев он поступил бы именно так. В его долгой войне то он подпускал к себе немцев, то немцы подпускали его…
Предельная черта все приближалась. Если через сорок шагов они не откроют огонь, то их там попросту нет. В прошлый раз в лесу находилась лишь батарея противотанковых пушек, и даже без прикрытия. Но раз на раз не приходится.
