Другая же часть сочувствовала блюстителям порядка. Им нравилась решительность и бесстрашие этих людей.
У многих были личные счеты с бандитами, потому они и не присоединялись к процессии.
Ретт Баттлер и его друг Кристиан Мортимер сидели на террасе своего дома и молча смотрели на то, как приближается к ним похоронная процессия. Горели фонари в руках плакальщиков, пять открытых гробов лежали на повозках, запряженных черными лошадьми. Колеса словно нарочно не смазали, и они издавали жалобный скрип. Лица братьев Баллоу были суровыми, и на них читалась ненависть.
И Ретт Баттлер, и Кристиан понимали, что сегодня день пройдет спокойно. А что сулит завтрашний день, так об этом было лучше и не думать.
— Я даже и не предполагал, что все кончится вот так, — сказал Ретт Баттлер своему другу.
Кристиан Мортимер кивнул.
— Да, хорошего тут мало. Я-то думал, что нас будут носить на руках как героев, а многие смотрят на нас здесь как на убийц и заклятых врагов.
— Я понимаю этих людей, — вздохнул Ретт Баттлер, — все-таки, мы здесь чужие, а многие из них хорошо знали погибших, были их родственниками. Мы ворвались в Клостер-Таун и всполошили людей, а может, им куда удобнее было жить, договариваясь с братьями Баллоу, чем разбираясь с суровым полковником Брандергасом.
Процессия как раз поравнялась с домом. Фрэд Баллоу кивнул своему брату, указывая на сидящих на террасе Ретта Баттлера и Кристиана Мортимера. Повозки остановились и молчаливая толпа, провожавших покойных на кладбище, замерла.
Кто-то выкрикнул из толпы:
— Вы убили невинных людей! Ведь они вам ничего не сделали!
Но этот одинокий крик растворился в ночи и вновь наступило молчание.
Ретт Баттлер хоть и знал, что поступил правильно, стреляя по бандитам, все равно чувствовал себя виноватым. Он понимал, что влез не в свое дело, что не имел никакого права судить других, что точно так же могут осудить и его.
Кристиан Мортимер тоже молчал, нервно крутя в руках незажженную сигару.
— О чем ты думаешь, Ретт?
— Я жалею о случившемся, Кристиан.
— Так пойди и скажи это братьям Баллоу.
— Нет, я не пойду, ведь если бы они чувствовали то же самое, что и я, их глаза не горели бы ненавистью.
— Ты правильно видишь, Ретт, — ответил Кристиан, — мне жаль одного…
— Чего же?
— Того, что полковник не прислушался к моему совету. Ведь я же говорил, нужно уезжать из этого города, пока есть время. А теперь мы вляпались в грязь по уши и выбраться из нее, боюсь, не удастся.
— Что теперь говорить, к чему сожаление, — Ретт Баттлер покачал головой, — уже поздно и нам остается одно — бороться до конца.
— Я не люблю этого слова, оно слишком мрачное и напоминает о смерти, — Кристиан приложился к горлышку плоской фляжки.
— Дай мне, — протянул руку Ретт Баттлер.
Он взял в пальцы немного согретую ладонью Мортимера фляжку и сделал несколько глотков. Но виски не успокоило его, наоборот, появилась легкая дрожь в руках.
Процессия двинулась дальше. Уже исчезали за углом фонари, но все еще слышался душераздирающий скрип колес.
— Боже мой, какой страшный звук! — воскликнул Ретт Баттлер.
И в это время на башне церкви зазвонил колокол.
— Они хоронят бандитов как настоящих героев. А знаешь, что мне пришло в голову, Кристиан?
— Нет.
— Может, они и правы. Если в их городе больше бандитов, чем порядочных людей, то значит они видят мир иначе, чем мы.
— Если будешь так думать, то совсем распустишь нюни, — одернул своего друга Кристиан Мортимер. — Действуй так, как подсказывает тебе совесть, и никогда не ошибешься.
— А если совесть молчит?
— Тогда прислушивайся к разуму, это тоже иногда помогает.
Кристиан зябко поежился и закашлялся. Ретт Баттлер старался не обращать на это внимание, ведь он понимал, каково приходится Кристиану Мортимеру. А тот вновь попытался сдержать очередной приступ кашля, и от этого сделалось еще хуже. Он согнулся в три погибели и закрыл лицо руками. Его плечи ходили ходуном, накинутый плащ сполз на пол.
— Тебе надо лечиться, — осторожно заметил Ретт Баттлер.
— Иди к черту! — сквозь кашель прохрипел Кристиан Мортимер.
— Я говорю тебе абсолютно серьезно, Кристиан, тебе нужно лечь в хорошую больницу, пусть тобой займутся доктора.
— Если они мной займутся основательно, то ты, Ретт, никогда меня больше не увидишь.
— Мне не нравится твой кашель.
— А ты думаешь, он мне нравится, Ретт?
— Думаю, нет.
— Тогда какого черта ты лезешь со своими советами. Ведь ты понимаешь, что в ближайшее время я не могу лечь ни в какую больницу.
Ретт Баттлер поднялся со своего места и подошел к краю террасы. Его руки легли на шероховатые деревянные поручни, и он вгляделся в ночь.
Над Клостер-Тауном плыл звон одинокого колокола. Неясный шум доносился со стороны кладбища. Случайный человек, попавший в эту ночь в город, едва ли понял бы, что здесь происходит.
Но Ретт Баттлер стал уже своим человеком в Клостер-Тауне. Он, вслушиваясь в ночные звуки, отчетливо представлял себе настроение горожан, представлял себе кладбище на окраине города, видел пять ям и слышал, как сырые комья земли ударяются в крышки гробов. Ему казалось, что он видит воспаленные ненавистью глаза братьев Баллоу и понимал, что пощады ни ему, ни его друзьям ждать не придется. Если бы они были тут одни, только одни мужчины… Но с ними были девушки, за жизнь которых они были в ответе.
Ретт Баттлер надеялся, что все его друзья уже спят, и только они одни с Кристианом вышли подышать на террасу.
Но он ошибся. В двери стояла Сандра. Когда она появилась, Ретт не заметил. Возможно, она слышала весь разговор, а может, проснулась, разбуженная кашлем своего возлюбленного.
Они втроем сели за стол, но прежде чем устроиться в плетеном кресле, Сандра подняла с пола плащ и заботливо укрыла плечи Кристиана. Это нехитрое движение успокоило мужчину, и Ретт Баттлер даже позавидовал своему другу. Он в очередной раз принялся ругать самого себя в мыслях за то, что так холодно и надменно обошелся с Розалиной, когда та, полная благодарности, бросилась к нему.
«Какой же я идиот! — говорил сам себе Ретт Баттлер, глядя на пару влюбленных. — Ведь я точно так же мог бы сидеть сейчас на террасе какого-нибудь дома вместе с Розалиной, и мне было бы все равно, что происходит в мире. Она смотрел бы на меня такими же влюбленными глазами,
