От этих мыслей Баттлеру сделалось не по себе, он чувствовал себя явно лишним на ночной террасе.
— Я пойду, — сказал Ретт.
Никто не стал его останавливать, лишь только Сандра пожелала спокойной ночи.
— Да, в салуне никого нет, Ретт, иначе ты бы мог хоть поиграть в карты. Придется тебе идти спать.
— Что я и сделаю.
Ретт сказал это немного зло, как будто бы Сандра была виновата во всех его несчастьях. Но потом Ретт спохватился и улыбнулся, все-таки Сандра была чудесной женщиной и верным другом.
Он удалился в спальню. Но оставшись наедине с самим собой, Ретт почувствовал себя совсем одиноким. Он понимал, что настал тот возраст, когда ты или сможешь вернуться на родину, или навсегда останешься в чужих краях. Но в то же время Ретт Баттлер опасался, что мысли о родине — это какая-то мечта, что вернись он сейчас в Чарльстон, возможно, он и не узнает города, а горожане не узнают его. Ведь вряд ли кто-то будет помнить о юнце, столько лет не навещавшем родные места. Девушки, с которыми он был знаком, скорее всего, давно вышли замуж и родили детей, его сверстники стали степенными горожанами, и ничто не напомнит им о прошлом. Ретт Баттлер останется таким же одиноким в Чарльстоне, как он одинок сейчас в Клостер-Тауне.
От нечего делать он вытащил из кобуры свой револьвер, разобрал на части и принялся чистить одну деталь за другой. Этот нехитрый ритуал успокаивал нервы, Ретт Баттлер знал это отлично. Всегда становилось спокойнее, когда он ощущал в руках холодную сталь своего оружия. Револьвер ему нравился своей простотой и совершенством. Ничего лишнего, все только необходимое.
— Это моя игрушка, — пробормотал Ретт Баттлер, вспомнив, с какой любовью он относился к своей деревянной лошадке, подаренной в детстве отцом.
Он помнил, как расчесывал гриву, хвост, как не давал никому чужому прикасаться к коричневой голове, как просыпался ночью и, боясь за судьбу своей игрушки, смотрел, не исчезла ли она. А потом, как-то со временем, он забыл о существовании этой лошадки.
«Возможно, она и сейчас пылится где-нибудь на чердаке отцовского дома, — подумал Ретт. — А возможно, мои племянники, которых я не видел в глаза, играют с ней и какой-нибудь мальчик точно так же, как я раньше, просыпается и бежит смотреть, не исчезла ли его лошадка. Вот, может, именно этот мальчик и поймет меня, когда я вернусь на родину».
Оружие было вычищено и заряжено, детали собраны, револьвер вновь скрылся в кобуре. Делать решительно было нечего.
Можно было, конечно, напиться, но опять же не с кем. Ему мог бы составить компанию Кристиан Мортимер, но с ним была Сандра.
Ретт Баттлер подошел к окну и поднял раму. На него пахнуло ночкой свежестью, запахом скошенной и уже успевшей подсохнуть травы. Он прислушался: колокол уже смолк, и было слышно, как журчит недалекая река. Клостер-Таун, казалось, вымер. Ничто не нарушало спокойствия сонного города, нигде не горело ни одного окна, погасли фонари. Даже салун был мертв.
«Настоящее кладбище», — подумал Ретт Баттлер.
Высоко в кебе висела луна. Она была настолько яркой, что ее свет даже слепил глаза.
— Странно, но сегодня не видно звезд, — вздохнул Ретт Баттлер.
Ему почему-то захотелось увидеть хотя бы одну звезду, и он принялся пристально всматриваться в бездонное небо.
Наконец, он сумел отыскать над горизонтом едва заметную подрагивающую, мигающую розовую точку. Он долго смотрел на этот осколок света, внезапно появившийся в ночи.
«Может быть, мой отец или мать этой же ночью смотрят на звезду и думают обо мне. Хотя вряд ли отец думает обо мне, ведь он и выгнал меня из дому».
Ретт Баттлер наморщил лоб, пытаясь вспомнить лицо своего отца. И если бы кто-нибудь увидел его в эти мгновения, то сразу бы отметил поразительное сходство Ретта со старым Баттлером.
Мужчина отошел от окна и устало опустился на кровать. Спать ему не хотелось, и он закурил. Огонек его сигары слегка освещал пальцы, свеча, при свете которой Ретт Баттлер чистил револьвер, уже успела остыть, и окаменевший воск застыл на крышке стола.
Ретт Баттлер принялся чертить ногтем на этом застывшем воске свои инициалы, делая затейливую монограмму. Лунный свет заливал комнату каким-то призрачным безжизненным светом.
И вдруг Ретт Баттлер услышал вой собаки, пронзительный и тонкий. Так псы воют только на покойников или на полную луну.
Утром следующего дня колокол на церковной башне вновь раскачивался. Казалось, он не знает устали. Звон плыл над Клостер-Тауном, вселяя в души людей неуверенность в начавшемся дне.
Позавтракав и одевшись во все чистое, Ретт Баттлер вместе с полковником Чарльзом Брандергасом вышли на улицу. Светило яркое солнце, но от густого колокольного звона, казалось, его живительный свет мерк. Ретт Баттлер вдохнул теплый утренний воздух и взглянул на своего друга полковника.
Тот передернул плечами. Его забинтованная левая рука покоилась в черной перевязи.
— Весна начинается, теплеет, — сказал Чарльз Брандергас, глядя в безоблачное небо.
— Весна, весна… — повторил Ретт Баттлер.
Но его слова прозвучали совершенно бесцветно и безрадостно. Казалось, его не радует ничто — ни хорошая погода, ни теплый ветер, ни безоблачное небо. Он был явно чем-то угнетен.
Мужчины неторопливо шли по центральной улице Клостер-Тауна. Город уже ожил, везде сновали люди, катились телеги, груженые досками. Несмотря ни на что, город продолжал строиться, рудники процветали, открывались двери лавок, и продавцы зазывали покупателей. Сновали женщины с корзинками, явно направляясь в сторону базара. Все выглядело вполне мирно и буднично.
Только этот противный звон, который в другой раз Ретт Баттлер даже не заметил бы…
Но сейчас он почему-то ужасно раздражал, ведь он напоминал о вчерашней трагедии, о смерти пятерых жителей Клостер-Тауна.
На пороге лавки скобяных изделий появился хозяин. Он был в черном сюртуке и в такой же черной, как у Ретта Баттлера, шляпе. Начальник городской полиции приподнял свою шляпу, но лавочник презрительно отвернул свое лицо.
— Видишь, Чарльз, — сказал Ретт Баттлер, — он даже не хочет нас поприветствовать.
— Да
