Соратники с тревогой следили за поединком.
Что там говорить, Большой Лебрак поступил как настоящий герой!
Он снова поднял крышку парты, открыл учебник по истории Франции и пожертвовал на алтарь их малой лонжевернской родины первое, столь драгоценное его сердцу свидетельство своей юношеской любви. Он протянул отцу Симону картинку, которую сестра Тентена дала ему как обещание, – ярко-алый тюльпан или анютины глазки на лазурном поле с незабываемыми словами: «На память».
Впрочем, Лебрак дал себе клятву в первый же раз, когда будет дежурить или когда учитель по той или иной причине выйдет, стащить картинку из кабинета отца Симона, если тот сразу не порвет ее.
Какое же облегчение испытал он, когда через мгновение преподаватель вернулся на свою кафедру!
Однако падение пуговиц так и не получило объяснения.
Лебрак вынужден был, путаясь в словах и запинаясь, признаться, что выменял пуговицы на картинку. Такая коммерция представляла не меньшую странность и таинственность.
– Что вы делаете со всеми этими пуговицами? – обратился отец Симон к Тентену. – Держу пари, вы украли их у своей матери. Шепну-ка я ей словечко, чтобы предупредить ее… Посмотрим, что она скажет… А пока, поскольку вы мешаете классу, сегодня вечером оба останетесь после уроков на час.
«На целый час! – задумались остальные. – Ничего себе! Генерал и казначей арестованы. Как же воевать?»
После того злополучного дня, когда Курносый потерпел поражение, он – и его можно понять – не спешил вновь взять на себя обязанности главнокомандующего. Если только вельранцы придут!.. Черт побери, чума на них!
И хотя накануне они были разбиты в пух и прах, кто поручится, что эти чокнутые не полезут опять?
– Итак, где же пуговицы? – продолжал отец Симон. Только напрасно он наклонялся, и прилаживал очки, и заглядывал под парты. Ни одна пуговица не попалась ему на глаза. Во время его атаки на Лебрака осмотрительные соратники украдкой заботливо всё подобрали и попрятали по карманам как можно глубже. Учителю ни за что не узнать о происхождении и количестве этих удивительных пуговиц. Так что он остался в полном недоумении.
Но, вернувшись на свое место и, конечно, в жажде мести – вот ведь старый пачкун! – он порвал надвое прекрасную картинку Мари Тентен. От гнева и горя Лебрак даже побагровел. Учитель небрежно бросил обе половинки в мусорную корзину и продолжил прерванный урок.
Крикун, который знал, до какой степени Лебрак дорожит своей картинкой, якобы совершенно случайно уронил ручку и, нагнувшись, чтобы поднять ее, быстро выхватил из корзины два драгоценных обрывка и спрятал их в учебнике.
Потом, желая доставить командиру удовольствие, он тайком склеил два разрозненных куска обрезками от почтовых марок и на ближайшей перемене вернул картинку Лебраку. Тот, пораженный этим поступком, так расчувствовался, что едва не расплакался от радости и не знал, как благодарить доброго Крикуна, своего верного друга.
И всё же эта история с отсидкой после уроков была совсем некстати.
«Только бы он моим ничего не сказал», – думал Тентен. И признался Лебраку в своей тревоге.
– Да ладно, – хмыкнул командир, – он уже и думать об этом забыл. Только будь внимателен, следи за собой! Не прикасайся к карманам. Если он узнает, что у тебя есть еще…
Как только на перемене они вышли во двор, хранители пуговиц вернули казначею то, что они собрали. Ни один не упрекнул его в неосторожности. Каждый прекрасно осознавал, сколь тяжкую ответственность он на себя взял и чего еще может стоить ему эта должность, за которую ему уже предстоит остаться после уроков в классе, не говоря о выволочке, несомненно, ожидающей его дома.
Тентен это почувствовал и посетовал:
– Знаешь, нет! Лучше найти кого-то другого, чтобы был казначеем. Слишком уж это скучно и опасно. Я и так вчера не участвовал в бою, а сегодня еще и наказан!..
– И я, – сказал Лебрак, чтобы утешить его. – Меня тоже оставили после уроков.
– Да, но вчера вечером – скажи, ведь так? – ты же раздавал оплеухи, швырялся камнями, размахивал дубиной!
– Ну и что? Ладно, на вечер тебя иногда будут подменять, чтобы ты тоже мог сражаться.
– Если бы я знал, я бы уже сейчас спрятал пуговицы, чтобы не тащить их вечером домой.
– А вдруг тебя кто-то увидит? Например, папаша Гюгю – сквозь щели в досках своего амбара? А потом придет и украдет их у нас или скажет учителю. Вот хороши мы потом будем!
– Нет, Тентен! – хором подхватили остальные: все хотели его утешить, успокоить и убедить вопреки собственному желанию продолжать хранить военный капитал, одновременно причину неприятностей и доверия, несчастья и гордости. – Ты ничем не рискуешь.
Последний урок прошел в унынии. Перемена закончилась без обычных потасовок в почти полном молчании, его прерывали разве что таинственные переговоры и совещания вполголоса, и это еще больше заинтриговало учителя. День был испорчен, перспектива остаться после уроков полностью истощила юношеский энтузиазм учеников и заглушила их порывы к действию.
– Чем бы заняться сегодня вечером? – размышляли деревенские, когда Гамбетт и оба Жибюса разошлись по домам: один – на свое побережье, двое других – в Вернуа.
Курносый предложил партию в шары, потому что играть в догонялки никто не захотел. После сражений на Соте это подобие войны казалось таким пресным…
Друзья отправились на площадь и поиграли в квадраты с одним шаром, «взаправду, а не понарошку», пока наказанные проводили лишний час в классе, переписывая лекцию Бланше по истории Франции, которая начиналась следующими словами: «Мирабо от рождения был колченог и косноязычен{37}; два коренных зуба, имевшихся у него во рту, свидетельствовали о его силе…» и т. д., на что им было ровным счетом плевать.
Пока они переписывали, их блуждающее внимание ловило восклицания играющих, доносящиеся из открытых окон:
– Все. Ничего! Я раньше сказал! Обманщик! Не попал! Целься в Курносого! Бам! Убит! Сколько у тебя шаров? Три. Врешь, по крайней мере еще два! Ну-ка, отдай, грязный вор! Поставь их в квадрат, если хочешь играть, мой мальчик… Плевать я хотел, щас подойду к кучке и всё разобью.
«До чего всё-таки круто играть в шары, – думали Тентен и Лебрак, в третий раз переписывая „Мирабо от рождения был колченог и косноязычен…“».
– Ну и видок, наверное, был у этого Мирабо! – заметил Лебрак. – Когда наконец пройдет этот час?
* * *– Вы моего брата не видели? – спросила Мари, проходя мимо игроков, жарко спорящих о сомнительном шаре.
Ее вопрос мгновенно успокоил друзей, мелкие интересы, вызванные игрой, исчезли при первом же напоминании об их великом поприще.
– Я сшила мешочек, – добавила она.
– Ух ты! Покажи!
И Мари Тентен продемонстрировала ошеломленным и оцепеневшим от восхищения воинам мешочек с завязками из нового гризета размером с два мешочка для обычных шаров. Прочный мешочек, аккуратно сшитый, с двумя новыми тесемками, позволяющими так туго стянуть отверстие,
