– Чертовски здорово! – рассудил Курносый, чьи глаза излучали благодарность, выразив таким образом верх восхищения. – Теперь мы в порядке!
– Скоро они выйдут? – спросила девочка, которой сообщили о том, в каком положении оказались ее брат и дружок.
– Через десять-пятнадцать минут, – подсчитал Крикун, взглянув на башню колокольни. – Подождешь?
– Нет, – ответила она, – боюсь, как бы меня не увидели с вами, а то скажут моей матери, что я «шкетка». Я ухожу, а брату скажите, чтобы тоже шел, как только появится.
– Да-да, скажем, будь спокойна.
– Я буду у дверей, – добавила она и побежала к дому.
В ожидании узников томительная партия продолжалась.
Действительно, через десять минут Лебрак и Тентен, исполненные отвращения к молодому колченогому и т. д. Мирабо, предстали перед игроками, покуда те, завершив игру, делили между собой шары.
Тентену передали слова Мари, и он, не теряя времени, воскликнул:
– Я побежал, эти чертовы пуговицы намяли мне ляжку, и, черт возьми, я все время боюсь потерять их!
– Сложишь их в мешочек и возвращайся, – попросил Курносый.
Тентен кивнул и галопом помчался за сестрой.
Он появился точно в тот момент, когда его отец выходил из конюшни, помахивая кнутом, чтобы выгнать скотину на водопой.
– Тебе что, делать нечего? Да? – произнес он, увидев, что мальчишка устраивается подле сестры, с подчеркнутым увлечением штопающей чулок.
– Ой, я уже выучил уроки, – отвечал сын.
– Ага! Так-так-так…
С этими смутными восклицаниями отец покинул их и погнался за Гриве, которая яростно чесала шею об изгородь Большого Кула.
– Назад, кляча! – надрывался он, молотя рукояткой кнута по ее влажным ноздрям.
Едва отец исчез за первым домом, Мари достала наконец знаменитый мешочек, а Тентен опустошил свои карманы и разложил на фартуке сестры все распиравшее их богатство.
И они принялись не спеша складывать в мешочек сначала пуговицы, потом застежки и пряжки, и набор иголок, заботливо вколотых в кусочек ткани, и, наконец, шнурки, резинку, обрывки тесьмы и веревки.
И еще осталось место на случай, если войско захватит новых пленных. Это и правда было здорово!
Затянув завязки, Тентен поднес наполненный мешочек к глазам, точно пьяница – свой стакан, и взвесил казну. Упоенный восторгом, он позабыл о наказаниях и невзгодах, уже выпавших на его долю казначея. Но тут «цок-цок-цок» сабо Крикуна, двойными ударами стучащих по земле, заставил его наклонить голову и взглянуть на дорогу.
Запыхавшийся Крикун с встревоженными глазами подбежал прямо к ним и воскликнул замогильным голосом:
– Береги пуговицы! Там твой папаша болтает с отцом Симоном! Как бы старая обезьяна не сказал ему, за что он тебя сегодня наказал, и твой отец не обыскал бы тебя. На всякий случай постарайся спрятать их. А я сматываюсь: вдруг он догадается, что я тебя предупредил, если меня увидит!
Поблизости уже слышались щелчки кнута отца Тентена. Крикун протиснулся между садовыми оградами и исчез, как тень. А Мари, не меньше мальчишек причастная к этой истории, очень вовремя приняла решение, столь же внезапное, сколь и правильное: она свернула свой фартук и крепко связала его концы за спиной, чтобы спереди получилось что-то вроде кармана, и запихала в этот тайник, под свое рукоделие, и мешочек, и пуговицы лонжевернской армии.
– Иди домой и прикинься, будто работаешь. А я останусь и буду штопать чулок.
Сделав вид, что она увлечена только своей работой, сестра Тентена все же украдкой посмотрела на отца и, увидев, какими глазами он оглядывает двор, чтобы убедиться, что его сын по-прежнему бездельничает на пороге, ничуть не усомнилась в том, что будет скандал.
Быки и коровы теснились, толкались, чтобы поскорее войти в стойло и попытаться, двигаясь вдоль ясель, ухватить часть жвачки, положенную для соседа, прежде чем съесть собственную порцию. Но крестьянин угрожающе хлопнул хлыстом, выражая таким образом свое желание не допускать этого ежедневного привычного воровства, и, надев на каждое животное железный ошейник, через смежную дверь прошел в кухню, не снимая почерневших от грязи и навозной жижи сабо. Здесь он обнаружил сына, с несвойственным тому тщанием и чрезмерным прилежанием занятого подготовкой к завтрашнему уроку по арифметике и как раз приступившего к определению вычитания.
«Вычитание – это действие, целью которого…» – бормотал он.
– Что это ты делаешь? – спросил отец.
– Учу арифметику на завтра.
– Но ты же сказал, что всё выучил!
– Про это я забыл.
– Про что – это?
– Про вычитание.
– Вычитание!.. Ишь ты! Но мне кажется, ты знаешь вычитание, маленький негодник!
И строго добавил:
– Ну-ка, подойди ко мне!
Насколько возможно изобразив удивление и непонимание, Тентен повиновался.
– Покажи-ка карманы! – приказал отец.
– Но я ничего не сделал, я ничего не брал! – запротестовал Тентен.
– Сказано тебе, покажи, что у тебя в карманах, черт побери! Да побыстрей!
– Вот проклятье, ничего!
И Тентен с достоинством несправедливо оклеветанной жертвы сунул руку в правый карман и вытащил оттуда заменяющий ему носовой платок обрывок грязной тряпки, зазубренный перочинный ножик с неработающей пружинкой, кусок тесьмы, шарик и огрызок угля, которым он чертил клетки, когда в шары играли на полу.
– Всё? – спросил отец.
Чтобы показать, что в кармане ничего не осталось, Тентен вывернул черную от грязи подкладку.
– Теперь другой!
Повторилась та же процедура: Тентен последовательно извлек обломок деревянной линейки, хлебную корку, огрызок яблока, сливовую косточку, ореховые скорлупки и круглый камешек (отличный снаряд для пращи).
– А пуговицы? – спросил отец.
Тут как раз домой вернулась мать Тентена. Услышав, что говорят о пуговицах, она дала волю своим инстинктам экономной хозяйки.
– Пуговицы? У меня нет!
– Пуговиц нет?
– Нет! Нет у меня пуговиц! Какие еще пуговицы?
– Да те, которые у тебя были сегодня днем!
– Днем? – повторил Тентен с рассеянным видом, словно пытаясь что-то припомнить.
– Не строй из себя дурака, черт возьми! – горячился отец. – Иначе отлуплю, чертов сопляк! Днем у тебя были пуговицы, потому что ты рассыпал целую горсть в классе. Учитель только что сказал, что у тебя ими были набиты карманы! Что ты сделал? Где ты их взял?
– Не было у меня пуговиц! Это не я, это… Лебрак хотел мне их продать за картинку.
– Вот ведь черт! – вмешалась мать. – Так вот почему у меня вечно ничего нет в коробке для рукоделия и в ящиках швейной машинки. Эта поганая маленькая свинья таскает их у меня! Покупай не покупай – никогда нет ни одной. Выше крыши наложи – всё потырят! А если они не берут то, что лежит здесь, они рвут всё, что на них, портят обувь, теряют кепки, сеют повсюду свои носовые платки, у них в башмаках вечно нет целых шнурков. О Господи! Иисус Христос! Дева Мария! Святой Иосиф! Что-то станется с этими сопляками! Но для чего им могут понадобиться эти пуговицы?
– Ах ты, хулиганье поганое! Вот я научу тебя порядку и бережливости. А коли слова ни на что не годятся, я дам тебе под зад ногой, чтобы запомнил науку. Сейчас ты у меня получишь! – громыхал отец Тентена.
И тут же, перейдя от слов к
