Керн распахнул дверцу низенькой вагонетки.
— Садись!
Рут недоуменно посмотрела на него.
Керн рассмеялся.
— Видала! Прямо чудеса! Нам ничего не нужно платить!
И они помчались. Вагонетка взмыла круто вверх, а потом точно провалилась в мрачный туннель. Какое-то чудище в цепях встало во весь рост, заулюлюкало и потянулось к Рут. Она вскрикнула и прижалась к Керну. В следующее мгновение разверзлась могила, и несколько скелетов, громыхая костями, заиграли какой-то монотонный траурный марш. Тут же вагонетка вылетела из туннеля, сделала головокружительный поворот и вновь провалилась в шахту. Навстречу неслась другая вагонетка. В ней сидели двое. Тесно прижавшись друг к другу, они испуганно смотрели на Керна и Рут. Столкновение казалось неминуемо — но еще один резкий поворот, зеркальное изображение исчезло, и они влетели в дымящуюся пещеру; чьи-то влажные руки скользили по их лицам.
Раздавив еще одного стонущего старика, они снова выкатили на свет Божий. Вагонетка остановилась. Они вышли. Рут приложила ладонь к глазам и сразу отвела ее.
— Как все вдруг прекрасно! — сказала она, улыбаясь. — Свет, воздух… До чего же хорошо, что можно дышать, ходить…
— Ты была когда-нибудь в блошином цирке? — спросил Керн.
— Никогда.
— Тогда пошли!
— Привет, Чарли! — обратилась женщина у входа к Керну. — У тебя сегодня выходной? Милости просим! Мы как раз демонстрируем Александра II.
Керн радостно посмотрел на Рут.
— Опять бесплатно! — заявил он. — Пойдем!
Александр II был довольно крупной, рыжеватой блохой, впервые выступавшей самостоятельно перед публикой.
Укротитель немного нервничал; до сих пор Александр II работал в качестве левого переднего коня четверной упряжки, неизменно выказывая бешеный темперамент, проявления которого предугадать заранее было просто невозможно. Публика в количестве пяти человек, включая Керна и Рут, с напряжением следила за ним.
Но Александр II действовал безупречно, пробежался, как настоящий рысак, вскарабкался на трапецию и проделал несколько упражнений, а коронный номер — свободный баланс на штанге — прошел совсем блестяще, — блоха даже не покосилась в сторону.
— Браво, Альфонс! — Керн пожал гордому укротителю руку, испещренную укусами.
— Спасибо! А вам как понравилось, милая дама?
— Это было просто замечательно! — Рут также пожала ему руку. — Не понимаю, как вообще можно добиться этого.
— Все очень просто. Только дрессировка. И конечно, терпение. Кто-то мне однажды сказал, что можно дрессировать даже камни — лишь бы хватило терпения. — Укротитель хитро прищурил левый глаз. — Знаешь, Чарли, с Александром II я прибегаю к маленькому трюку. Полчаса перед представлением я заставляю эту скотину тащить пушку. Тяжелую мортиру. Вот он и устает. А усталость рождает покорность.
— Пушку? — спросила Рут. — Разве у блох уже тоже есть пушки?
— Даже тяжелая полевая артиллерия! — Укротитель разрешил Александру II всласть укусить себя в предплечье. То была награда за хорошую работу. — Что поделаешь, милая дама? В наше время пушки очень популярны. А все, что популярно, приносит доход!
— Но они хоть не стреляют друг в друга, — сказал Керн, — не занимаются взаимным истреблением. В этом они разумнее нас.
Они пошли к механическому автодрому.
— Бог в помощь, Пеперл! — заорал мужчина у входа, перекрывая громовым голосом лязг металла. — Возьмите номер семь. Здорово таранит!
— Тебе не начинает казаться, что я бургомистр Вены? — обратился Керн к Рут.
— Больше того — ты хозяин Пратера!
Электромобильчик лихо взял с места, тут же налетел на другой и через несколько секунд оказался в самом центре толчеи. Керн расхохотался и отпустил руль. Рут, сдвинув брови, попыталась взять управление в свои руки, но вскоре отказалась от этого намерения. Повернув лицо к Керну, она виновато улыбнулась. Улыбка озарила ее лицо, придав ему какую-то мягкость и детскость, и теперь Керн видел только ее алые, сочные губы и не замечал густых бровей.
Они обошли еще с полдесятка аттракционов — от моржа-математика до индийского предсказателя будущего. Платить не пришлось нигде.
— Вот видишь! — гордо сказал Керн. — Правда, меня всюду называют по-разному — путают имя; но зато пускают бесплатно. Это — поистине наивысшая форма популярности!
— А на гигантское колесо обозрения нас тоже пустят без билетов? — спросила Рут.
— Безусловно! Как артистов труппы директора Потцлоха. И даже с особым почетом! Немедленно идем туда!
— Здорово, Шани, — сказал кассир. — Пришел со своей фрейлейн невестой?
Керн кивнул, покраснел и не решился взглянуть на Рут.
Кассир взял две пестрые открытки из стопки, лежавшей перед ним, и протянул их Рут. То были изображения гигантского колеса с панорамой Вены.
— Это вам, фрейлейн! На память!
— От души благодарю вас!
Они вошли в кабину и уселись у окна.
— Насчет невесты я промолчал нарочно, — сказал Керн. — Долго объяснять.
Рут рассмеялась:
— Не беда! Зато какой нам оказывают почет! Даже открытки подарили. Но мы оба не знаем, кому бы их послать.
— Не знаем, — согласился Керн. — Я, во всяком случае, никого не знаю. А если и знаю, то только людей без адреса.
Кабина медленно воспарила ввысь, и под ними постепенно, как огромный веер, развернулась панорама Вены. Сначала темный лес Пратера, прочерченный яркими линиями освещенных аллей, словно двойными нитками жемчуга, затем, точно огромная брошь из рубинов и изумрудов, блистающим многоцветьем заискрился городок аттракционов — и, наконец, сверкая всеми своими огнями, перед ними раскинулся необозримый город. Вдали виднелись темные дымчатые хребты, окаймляющие венскую равнину.
Они были одни в кабине, пологой дугой поднимавшейся все выше, а потом скользнувшей влево, перейдя на спуск, — и вдруг им почудилось, будто это вовсе и не кабина, будто они сидят в каком-то бесшумном аэроплане, а под ними медленно проворачивается Земля, будто они уж и не принадлежат ей больше, а сидят в этом призрачном самолете, для которого нигде больше не осталось посадочной площадки, парят над тысячью отечеств, над тысячами освещенных домов и комнат. До самого горизонта мерцает приветливый вечерний свет, в квартирах под крышами зажжены люстры, такие манящие и такие чужие… Они парят над всем этим во мраке полной безродности, и все, что они могут зажечь, — это только безутешный и негасимый огонек тоски по родине…
Окна жилого фургона распахнули настежь. Было душно и очень тихо.
Лило набросила на постель Керна пестрое одеяло и старый бархатный занавес из тира. В окнах раскачивались два лампиона.
— Венецианская ночь современных кочевников, — сказал Штайнер. — А вы побывали в «малом концлагере»?
— Что это значит?
— Я имею в виду аттракцион «Дорога ужасов».
— Ах, вот оно что! Да, покатались.
Штайнер рассмеялся.
— Бункеры, подземелья, цепи, кровь и слезы — эта дорога призраков вдруг вошла в моду, верно, Рут? — Он встал. — Давайте выпьем водки!
Он взял бутылку со стола.
— Вам тоже налить, Рут?
— Да, большую рюмку.
— А тебе, Керн?
— Двойную.
— Ну, ребята,
